хорошо организованное, сытое воинство.
– Молчишь? Я видел, как ты порезал их на куски, я был там. Мои люди валялись в траве, облепленные мухами и пожираемые червями. Я узнал, какие раны может наносить меч Хранителя, острый, как бритва цирюльника, – продолжал Коган, подходя к стене и перебирая жуткий инвентарь.
– Но не только ты так чисто работаешь, мой милый. Я тоже умею многое, вот и отточу свои навыки на твоей эльфийской шкурке. Мой батюшка-кожевник, да трижды помянет демон его имя, заставлял меня, мальца, снимать шкуры с падали. Знаешь ли ты, как воняет дохлый козел недельной давности? Нет? Как три отхожих места и городская свалка в придачу. Но я почти полюбил свою работу! Одно в ней расстраивало: трупы молчали, как бы я их не кромсал. А ты доставишь сиру Когану настоящее удовольствие? Не пел в клетке, так будешь выть здесь, а я послушаю.
– Никакой ты не «сир», – сказал Хан, понимая, что наносит сыну кожевника самое тяжкое из мыслимых оскорблений, – ты – последнее отродье с помойки, нанятое за деньги на грязную работу.
– Как и ты, эльфийский выродок! Думаешь, между нами велика разница? Да, она есть: у меня вся жизнь впереди, а ты скоро завоняешь, как падаль!
Каратель подскочил к Ханлейту, намереваясь ударить, но внезапно спертый воздух камеры освежил порыв ветра. Он появился, как последнее прости потерянной свободы, словно кто-то открыл невидимое окно и впустил морской бриз, веющий за сотни верст от Велеграда. Ханлейт удивился и вдохнул полной грудью. Коган замолчал и оглянулся на заколыхавшуюся занавеску из черной непрозрачной материи, которую Хан вначале не приметил. Она закрывала вход в другое помещение, а палка, привязанная снизу, не давала ветру отбросить ткань в сторону. За ней кто-то был.
– Выйди, Коган.
– Да, мэтр.
Обращение «сир» не прозвучало, но каратель почтительно поклонился занавеске и ретировался за дверь. Некоторое время за Ханом наблюдали из-за преграды, прозрачной с обратной стороны.
– Итак, тебя зовут Ханлейт ланн Кеннир, – утвердительно сказал арий, – ты – Хранитель древа Агнара и миротворец по-определению, но состоял в анклаве ассасинов. Ты умудрился предать одновременно и орден, и Императора. Передо мной стоит прирожденный лжец и отступник.
Да, так и есть. Хан хранил молчание, ответа не требовалось. Почему «мэтр» не показывается? Пленнику достался только его голос: негромкий, мягкий, но четкий. Многие бы сочли его приятным. Значит, не рыком и не хрипом будут отдаваться приказы о пытках?
– Я буду говорить редко, Хранитель, я предпочту слушать. А ты уже сам решай, что именно – твои слова или стоны. О чем я хочу узнать? Твои мысли на эту тему, если они есть.
– Не знаю.
– Этот ответ я слышу самым первым от всех и всегда. И снова разочарование. Коган! – громко позвал арий.
– Мэтр?
Каратель, поджидающий за дверью, появился в ту же секунду.
– Раздень его.
«Меня