всего? Я ненавижу верхний – ползучие гады отвратительны, а архонты и их мечи – еще поганее. Но его я бы оставил напоследок, перед тем, как перерезать твою шею. Может, выберешь сам: кабан, кошка, птичка? А? Недолго тебе осталось помалкивать!
Ханлейт вздрогнул от острой боли: нож мясника поддел кожу под лопаткой слева, обводя первый символ. Дикая лошадь – символ Карии… С нее началась пытка.
– В тебе совсем нет жира, – комментировал Коган, – поэтому, крови будет много, да и мне придется постараться, чтобы не попортить картинки. И кожа тонкая. Да, задал ты задачку, эльф!
Хану казалось, что его тело поддается лезвию с чуть заметным, отвратительным хрустом. Или это факелы трещат? Красные струйки потекли вниз по бедрам, защекотали ноги, словно не были частью самого Хана, а чем-то чужим, посторонним. Кровь собиралась на решетке в лужицы и беззвучно капала в бездонную пропасть. Что там, под металлическим полом, кроме темноты? Коган работал не торопясь. Символы на спине Ханлейта, задуманные как знаки особой избранности, становились источником жестоких страданий.
Минуты боли имеют свойство растягиваться до бесконечности. Но внутренним взором Ханлейт видел не камеру пыток, а комнату ваньярской гостиницы, согретую огнем камина; жалел не свое изувеченное тело, а счастливые дни и минуты, навсегда ушедшие в прошлое. Моран любила прикасаться к его коже, водить пальцем по рисункам, обводя их контуры и изгибы ветвей дерева; она дотрагивалась нежно и бережно, словно боялась стереть краску. Никогда это не повторится!
Как тихо в камере. Как солоно во рту. Как плохо заканчивается жизнь: позором и болью.
– Я оглох, эльф? Почему я тебя не слышу? Мэтр, он отключился!
– Он в сознании, – без эмоций ответил арий.
– Точно. Ничего, я и не таких упрямых разговаривал! Оцени результат, остроухий: получилось очень даже!
Коган поднес к лицу Хана окровавленную руку с куском плоти, но тот закрыл глаза.
– Смотри, выродок! – каратель ткнул острием ножа в подбородок эльфа, – раны от твоего меча были куда глубже! Продолжим?
– На сегодня достаточно. Коган, ты свободен.
– Да, мэтр. А ты рано обрадовался, Хранитель! Ноги не устали? Ты завоешь, когда повиснешь на руках и растянешь рану. Вот это будет боль!
Каратель посмотрел на жертву со смесью страсти, ненависти и сожаления и покинул пыточную, загремев ключом в замочной скважине с обратной стороны. Ханлейта мучило каждое случайное движение, даже дыхание. Икры затекли, лодыжки болели от напряжения. За занавеской было тихо, но Хан чувствовал, что арий все еще там. Что ему нужно? Хочет посмотреть, как пленник корчится?
– Зачем тебе амулет, эльф? – спросил Эверон.
– Это подарок, – прошептал Хан.
У ария был отличный слух – он услышал.
– Чей? Аммонит подарен не архонтом – они их не носят, а тебе был нужен для какой-то цели. Для какой? Я не верю в бесполезные дары, Кеннир.
На эти вопросы Хан не стал бы отвечать под самыми страшными пытками.