солнца, я едва успел зажать тормоза: прямо на дороге, впереди стояла та самая лиса.
– Ты что, дура, рехнулась?
Я вылез из машины, сделал к ней шаг. Лиса даже не шевельнулась, а продолжала стоять и смотреть на меня.
– Я – Гюнтер!
Рыжий зверь сел на задние лапы.
– Почему Гюнтер?
Я с размаху плюхнулся на бампер.
– Меня все так зовут и люди, и звери.
– Ты… ты говорить умеешь?
– В наши времена и не такому научишься.
Гюнтер засмеялся.
– Согласен…
Я стал приходить в себя. Лис осторожно приблизился к машине, обнюхал колесо, склонил голову на бок.
– Есть время? Могу рассказать.
Я выключил зажигание, присел рядом с Гюнтером. Он немного помолчал, повернулся, тяжело вздохнул.
– Тот год был самым голодным, и зверям стало совсем нечего есть. Сначала сильные съели слабых, потом все стали поедать друг друга, и когда уже многих не стало, то собрались, чтобы решить, как жить дальше. Пришли ото всюду, говорили долго, но так ничего дельного и не придумали. И тогда слово взял я.
Гюнтер на секунду задумался.
– Я предложил пойти в деревню, к людям и взять еду у них.
Лис замолчал.
– Ну…
Мне становилось интересно. Я достал сигареты.
– Не кури, не дома! Природу пожалей!
Гюнтер нахмурился. Я кивнул, спрятал пачку в карман.
– Короче, звери послушались меня и пошли. Волки зарезали овец, лисы и шакалы задушили кур и гусей, а медведь задрал лошадь. Все насытились.
А вечером мне объявили, что, я теперь, самый главный и слушаться будут только меня.
– А дальше?
Я встал, размял затекшие ноги. Гюнтер тоже потянулся, выгнул спину, распушил хвост.
– Дальше началось изобилие. Еды стало хоть отбавляй!
Он оглянулся по пролетающую мимо утку.
– Никто не хотел охотиться и добывать себе пищу. Все по ночам по тихому обворовывали деревню: сначала амбары и хлева, затем сараи и кладовые, а один ловкий шакал даже вытащил сосиски из кухонного холодильника.
Гюнтер засмеялся.
– А люди?
Я облокотился на капот.
– Что люди?
Гюнтер поморщился.
– Они устраивали облавы, нанимали охотников, даже капканы ставили, но результатов не получили. Ну, да, извели кого-то из молодняка, шакалье в плавни загнали, даже дряхлого бирюка затравили и все… ничего не изменилось, как воровали, так продолжили воровать. Только теперь уже и днем.
– Да, история!
Я расстегнул куртку.
– Хорошо живете!
– Я б так не сказал.
Гюнтер вздохнул.
– Почему?
– Потому, что все давно уже околели с голодухи.
– А как же колбаса?
– Съели.
Гюнтер грустно улыбнулся.
– Люди перестали работать, кто запил, кто сел, кто в другую деревню перебрался, в общем, лафа