я, это… – ничуть не смутился паренек. – Сучку жалко. Щенки у нее. Сдохнут.
Кацман обратился в слух.
– Тебе сейчас только о псине думать, – усмехнулся сержант. – Не выгнали еще?
– Завтра обещают, – беззаботно ответил паренек. – Главврач уже кормить запретил.
– И что делать будешь? – теперь в голосе милиционера проклюнулось некоторое сожаление.
– Не знаю. Может поеду куда. – Паренек пожал плечами.
– Ага, поедет он. Без бумаг-то. – Сержант не закончил и сердито замахнулся на доевшую пайку собаку: – Пошла отсюда.
– Пойду и я, Пал Андреич, – ненавязчиво освободив рукав из милицейских пальцев, спросил-уведомил человек. – Может, в столовке поесть дадут. Иван Иванович в область собрался, а повар вроде обещал.
Милиционер вздохнул и не ответил, глядя куда-то в сторону. Потянул из кармана пачку Петра.
– Товарищ сержант, вопросик разрешите? – обратился Кацман к милиционеру, дождавшись, когда паренек отойдет на несколько шагов.
– Что вам, гражданин? – сержант вмиг растерял всю благостность.
– Этот молодой человек, – Семен Абрамович кивнул головой в сторону уходящего, – кто он?
– А вам, собственно, какое дело? – сержант окинул толстяка профессионально настороженным взглядом, потянул носом, учуяв легкий водочный запашок.
– На знакомого моего похож, – Кацман одернул полы дорогого пиджака, и поправился: – На сына знакомых…
– Да? – на удивление финансиста мент среагировал крайне живо. – Минуту, – он повернулся и негромко, но внушительно крикнул: – Эй, болезный. А ну, стоять!
– Вы мне? – повернулся на голос паренек.
– Тебе-тебе. Стой, говорю, где стоишь, – сержант поправил фуражку и внимательно уставился на пассажира поезда: – Документики ваши позвольте.
Кацман пожал плечами, но спорить не стал. Вынул паспорт, затянутый в дорогую, тисненой кожи, обложку.
Милиционер внимательно пробежал глазами документ.
– Москвич. – Констатировал он, возвращая паспорт. – Так что вы сказали?
– Я? Я спросил, – сбитый с толку поведением стража порядка запнулся Кацман, – про этого бродягу. Что с ним?
– Нашли его в двух шагах от перрона. -Сержант перевел взгляд на паренька. – Без сознания лежал. Ну, привели его в чувство, в дежурку. Аккурат на моей смене это было. А он не помнит ничего, – словоохотливо поведал рассказчик. – Вроде и не пьяный. Но раздетый. В джинсах, в футболке. Это в марте-то. У нас и в мае так на улицу не пойдешь.
– А дальше все как обычно, я скорую вызвал, протокол оформил, а его в больничку. Он все же поморозился чутка. И все. Из поезда ни в тот день, ни ранее не отставал никто, и в округе не терялся. В сводку, его, конечно, подали. Только там тоже тишина. Как не было его на свете.
– А сам он что говорит, или так ничего и не помнит? – вкрадчиво уточнил Кацман, глядя на терпеливо стоящего паренька.
– Ничего.