цветок. В него заворачивали меня, когда я была грудничком. Полотенце сохранилось лучше нас с мамой. Вот же вещи делали в Совке! На годы, на века, чтобы надолго удовлетворить потребности граждан и больше не отвлекать промышленность от изготовления главного – оружия и боеприпасов.
По коридору родильного из конца в конец ходит странная женщина в пёстром халатике из искусственного плюша: она явно не беременная, а здесь, в патологии, лежат только на последнем сроке, но и кормить ей не носят. Отправляем на разведку Наташку – эта сорока в курсе всех местных сплетен. Похоже, собирать слухи – единственное, что ей действительно нравится. В журналисты бы её!
Женщину зовут Ира, докладывает наш шпион, родила она дней десять назад, а сына забрали в детскую многопрофильную, потому что у неё непонятно от чего держится высокая температура. На мальчика Ира только разок и поглядела, сразу после родов.
Вот бедняга! Нам-то всего два дня малышей не носят, а человек уже десять дней в разлуке. Очень обидно, будто тебе сделали долгожданный подарок и сразу отняли, не дав и рассмотреть. Ире мы очень сочувствуем.
Холодильник набит продуктами, но есть совсем не хочется.
Ночь. Все спят, одна я ворочаюсь, несмотря на димедрол. Спать не хочется, а заняться в темноте нечем, днём хоть почитала бы. Со скуки встаю, иду в коридор к холодильнику – он общий на весь наш этаж. Здесь тоже погашен свет и на сестринском посту никого: видимо, спят в ординаторской. Нахожу в своем пакете йогурт и жру прямо на полу, в свете холодильника, не закрывая дверцу. Уходя, оборачиваюсь – в напротив лежит женщина и молча смотрит на меня.
– Наверняка решила, что ты тыришь чужие продукты, – смеётся утром Аня.
Наташка выскальзывает в коридор и сообщает, что никакой бабы там нет.
Температурящая Ира тоже исчезает: у неё оказался сепсис и вчера ей удалили матку вместе с яичниками.
– Как же так вышло? Это же первый ребёнок, а она хотела ещё детей!
– Да так: после родов напихали в матку марли, чтобы остановить кровотечение, а вытащить забыли.
– А она чего? Не стала возмущаться?
– Так её же и обвинили – зачем, мол, себе в матку марли напихала? Целый консилиум собрался, аж из других корпусов пришли. И что она им может доказать, да ещё с голой жопой? Так сама виноватой и осталась.
В коридоре нарастает разноголосый плач, и мы моментально забываем про несчастную Иру: развозят малышей. Мы с Аней надеемся, что привезут и наших, которых мы ещё так и не видели после родов.
Сестры ловко, как кегли, суют нам в руки свёртки. Мою видно издали – у неё ярко-оранжевая фонарная рожица: функциональная желтушка новорожденных, как объясняет врач.
Я разглядываю дочку – вылитый Пашка! Малышка присасывается к груди, как пиявка, яростно сосет и чмокает. Это простое занятие дается ей нелегко: крохотное личико морщится, бровки сдвигаются, она шумно дышит и кряхтит.
Аня молча плачет: ей тоже принесли сыночка, но молоко так и не пришло.
– Хочешь,