будто делала это всю жизнь и впервые осознаю, зачем человеку локти.
Обратно запеленать дочку не получается, так и возвращаю – расхристанную, зато с нормальными ножками.
– Почему ты так беспокоишься, всё ли с ней в порядке? – тихо спрашивает внимательная Аня. – Тебе что-то говорили на узи?
– Ничего не говорили, даже пола не знала. Это у меня профдеформация: я ж работала в дурдоме.
Анины приподнимаются, и я поясняю:
– В доме ребёнка для психохроников.
– Ты правда работала в дурдоме? – Наташкины цветные глаза жадно загораются. – Расскажи!
Дурдом
Все наши беды от календарей!
Вон в лужице солнца на асфальте нежится старая дворняга, вытянула длинные ноги и просто наслаждается теплом, ни о чём плохом не думая.
И только мы, люди, начинаем преждевременно хоронить лето, из-за чего целый месяц отравлен ожиданием близкой разлуки. Это всё равно, что с момента рождения долгожданного первенца каждый день вспоминать, что он когда-нибудь, да умрёт.
Собака мудра, оттого её радость без примеси горечи и мыслей о скорой зиме, холоде и голоде.
К чёрту часы, мешающие нам быть в моменте! В топку календари, предвестники будущих печалей! На хрен цифры, безжалостно падающие на плечи, как блины от штанги!
Я пересекаю частный сектор, немного завидуя беззаботной собаке, хотя по её морде видно, что знавала она непростые времена, и открываю ворота Дома ребёнка для психороников «Кукушка», для своих просто дурдом.
Наверное, когда-то то здесь был обычный детский сад, во всяком случае, с виду он ничем не отличается: точно такое же двухэтажное здание из двух корпусов, соединённое крытой галереей; точно такие же веранды, горки и качели на участках. Разве что на участках не гуляют дети.
Я взбегаю на второй этаж, по пути вдыхая привычный, но всё ещё противный горько-химический запах клеёнки, смешанный с ароматом хлорки и детской еды, и распахиваю дверь в группу.
В раздевалке горкой валяются обломки стула.
– Наадь, – зову я сменщицу. – А что со стулом случилось?
Нашу группу, интернатскую, обставили и открыли совсем недавно, и меня удивляет безвременная кончина нового стула, который я оставила в добром здравии всего двое суток назад.
Вместо ответа Надя боком просачивается мимо меня в дверь.
– Новенькую-то привезли? – продолжаю я, переобуваясь в туфли.
– Привезли.
– И как она?
– Увидишь, – отвечает сменщица загадочно и мышкой шмыгает наружу, на ходу натягивая кофту.
Странно, обычно мы с ней всегда немного болтаем.
Я натягиваю на платье халат и открываю дверь в группу, откуда несутся детские вопли, чуть более громкие, чем обычно.
В центре комнаты, как тигр на манеже, с рычанием носится фурия. Остальные робко жмутся вдоль огромных окон на детских стульчиках.
– Стул в раздевалке – её рук дело? – быстро соображаю я.
Няня нервно кивает,