Я наговорила лишнего, должна ответить. От этого сейчас зависит моя репутация.
– Какая репутация, императрица? – Руслана всеми силами пыталась разрядить обстановку.
Вот только настрой Доминики не изменился. Сухой тон тоже.
– Я не желаю, чтобы общество, в котором мне предстоит существовать как минимум четыре года, считало меня трусихой и балаболкой.
– Градский выпускается в следующем году, – напомнила сраженная принятым решением Аля, голос ее звучал соответственно – убито.
– Это не значит, что он унесет мой «секрет» с собой в могилу.
– Ника!
– Хватит меня уговаривать. Зря только ссоримся…
Алина заметно раскисла. Но быстро взяла себя в руки.
– Ник, мы команда. Мы втроем круче, чем однояйцовые близнецы, помнишь? Но ты всегда будешь нашей младшенькой, сколько бы тебе ни было лет. Маленькой сестренкой, которой я заплетала косички и водила за руку в школу. Ты говоришь, четыре года – фигня. Может быть… В какой-то мере ты права. И все же существует связь, где эта разница по-другому работает. Я сейчас скажу, возможно, непозволительную вещь. С Русей все по-другому. Ее я тоже люблю. Но ты… Ты для меня, как ребенок. Не мамин, не папин, – заплакала все-таки. – Я тебе кашу варила. Я тебе сопли вытирала… Про месячные тоже я рассказывала, притом, что мама у нас – гинеколог. В пятом и шестом классах я из-за тебя в летний лагерь не ездила. Ты болела постоянно, мама говорила, лучше нам побыть в деревне у бабушки, и я соглашалась. Я же за тебя… что угодно… А ты говоришь, четыре года – фигня. Не фигня, Ник. Не фигня.
Пока Алина говорила, у Ники мурашки по телу носились. Пусть некоторые вещи ей и не суждено понять в силу того, что она все-таки последняя, и младших сестер у нее не имеется. Чувства, которые к ней испытывала Алина, не передашь словами. Нет. Это невозможно. Но под влиянием момента эмоции захлестнули Доминику, она и попыталась выразить их своим способом.
– А помните, в детстве я часто ныла из-за того, что у вас обеих рыжие волосы, как у мамы, а я белобрысая? Что мы сделали, чтобы решить проблему?
Ответом на этот вопрос прозвучал взрыв смеха.
Сколько бы они ни вспоминали и обсуждали этот случай, всегда хохотали.
– Боже, – выдохнула Алина между приступами смеха. – Я думала, если недолго держать тебя в воде с краской, получится естественно и незаметно. Будто ты подросла и сама собой порыжела.
– Ага. Гениально!
– Как вспомню папино лицо!
– «Красная! Она просто… бл*дь, я не знаю, красная!» – цитировала Руся звонок отца матери.
– Он, вроде как, понимал, что это всего лишь краска, а все равно испугался, словно мы тебя, четырехлетнюю, в яде искупали. – Алина плакала уже от смеха. – Ты была такой смешной! Сначала красная. Потом, наконец, рыжая. А после – желтая!
– Мне было тебя жаль. Честно. На улице старалась тебя прикрыть.
– Да, Русь, хорошо, что ты тогда была щекастиком.
– И пузатиком!
4
«План А: отговорить Града» – не сработал,