в окнах задрожали стёкла, а заснувший было в приёмной посетитель из Луганска подпрыгнул от испуга на стуле и уронил на пол съехавшую на ухо шапку. – Да что вы там с ними нюни разводите? Вы что – не знаете, как это делается? Чего? Какие «другие времена»? Времена у нас те же, советские… Слушай, Степан Никифорович, я послал тебя туда не за тем, чтобы спину гнуть перед губернатором, а… Кто? Зачем? Постой, постой… Ну, то-то! А то заладил мне «суверенитет, губернатор, экология»…
Далее беседа вошла в более спокойное русло, что позволило Гавриле Филипповичу, не отнимая трубки от левого заросшего волосами уха, протянуть правую руку под стол и достать оттуда наполовину опорожненную бутылку «дагестанского». За ней на стол последовал стограммовый бокал с золотой общепитовской каёмкой.
– Степан Никифорович, я как-то не пойму: ты там главный наш представитель или директор рудника? Ну и что? Ну и сам во всём виноват, развесил уши… Ладно, я с Коршуновым поговорю, а ты тоже… не давай повода, понял?
Гендиректор налил из бутылки в бокал, поставил его перед собой на стол, пригладил свободной рукой редкие цвета гнилой соломы волосы на голове, как бы для храбрости дунул перед собой в пространство и одним махом бросил коньяк в раскрытый рот.
– Ну, хорошо, Степан Никифорович, мне всё ясно, – сказал Гаврила Филиппович в трубку вместо закуски. – Пригласи-ка мне Сергея Павловича. Пока. Будь здоров.
В кабинете воцарилась тишина. «Жалобы турка», то бишь, Уполномоченного треста «Арктикуголь» на Шпицбергене Трегубенко Эс Эн, прекратились, и теперь волосатое ухо Гориллы Филипповича (так Гнилозубова любовно называли между собой сотрудники треста) приятно щекотали заполярные шорохи и трески, прорывающиеся откуда-то обрывки грубой ругани, любовных воркований, настоятельных требований, угроз и просьб. Для старого полярного волка всё это звучало сладостной и убаюкивающей музыкой.
«Да, Трегубенко надо убирать к чёрту. Что за слюнтяй эдакий – дал подмять себя какому-то желторотому Коршунову из Донецка! И вечно наша власть не может найти язык с капитанами производства», – подумал про себя Гнилозубов, но тут на том конце провода объявился главный геолог треста Назаров Эс Пэ. Блаженно-снисходительная улыбка на лице гендиректора пропала, он снова надел на себя маску суровой деловитости, которая миллионами экземпляров тиражировалась по всем городам и весям на портретах вождей.
– Алло, это ты Сергей Павлович? Привет тебе, дорогой. Ну, чем порадуешь старика? Алло! Алло! Ты куда пропал? Сергей Павлович, ты где? Девушка, в чём дело? Какие помехи? Что за моду взяли прерывать на полуслове! Алло! Сергей Павлович, ну наконец-то… Да, да… Ну чего ты там мямлишь? Выкладывай.
В голосе гендиректора появились нотки настороженности. Слишком часто из Баренцбурга приходили шифровки с известиями об авариях в забоях, о несчастных случаях на море или в горах. Но вот морщины на суровом челе Гнилозубова раздвинулись,