бесплотному, им явно осязаемому, разлитому по сторонам, незримо присутствующему во всем, что его окружало: «Господи Исусе Христи, сыне Божий, помилуй нас! Прости меня, грешного!» – трепетные слова, навеянные тихой поэзией и страхом немого отчаяния, которые в детстве силком заставила его выучить бабка, отвешивая подзатыльники лодырю. Знала темная, мудрая, старая, что настанет момент, когда они ему очень пригодятся.
– Молитву поп бубнит и на прихожан из-под бровей зыркает, – не обращая внимания на грозный окрик старика, продолжал подрывную работу верзила. – Шарит глазами по сторонам, все подмечает, ничего не упустит.
– Всевидящее око, – рассмеялся Шурик.
– А как иначе? – загромыхал дед, – Священник – поручитель Господа на земле. Приставлен нас, неразумных, стеречь и за нами присматривать. Слушать нас и в тяжелый час поддерживать.
– Не слушать, а подслушивать, – буркнул Василий, – иначе говоря, подглядывать. Чуешь, дед, разницу?
– Чтобы вердикт в судный день по нашу душу вынести, – захихикал Василий.
– Потому как секретарь Господа на земле, стенографирует.
– Досье ведет на каждого раба и в небесную канцелярию кляузничает, – включился в разговор протрезвевший на весеннем ветру Петька. – Ка Гэ Бэ…
– Попов в ихней академии обучают к прихожанину иметь расположение, подход ласковый. Рассуждать с благолепием, лить мед исправно, грамотно, – сказал Семен.
– Это так. Но не у всех получается. Не каждому удается науку усвоить, мудрено.
– А все для того, чтобы хомутом привязать к себе и чтобы ты, дурная башка, до скончания века за лаской поповской в церковь шастал, – глядя в сторону, зло изрек Шурик.
– Я так думаю, мужики: любовь, благодать, блаженство, – вещи посерьезнее наркотиков будут. Пристрастишься к душевному елею, так просто не отвяжешься.
Василий Иванович увидел, как после тихих слов Шурика мужики все до одного, как по команде, повернули головы к хмурому сторожу, его знакомому, который весь перекур стоял в стороне, сохраняя невозмутимый вид, не участвуя разговоре, и многозначительно переглянулись.
– Поди откажись от ласки. Слаб человек, тщедушен.
– Прикипишь душой к елею и точно пропадешь. Попы только этого и ждут, потому как их бизнес растет. и процветает. Свое лицедейское дело знают. Шустрят, звенят копейками.
– Кабы копейками! Скажешь тоже, дурная башка! Попы, как и банкиры, нынче не мелочатся.
"Уйду лицом в ладони"
Ни окриком, ни угрозами не мог старик совладать с потоком дерзких речей, как ни старался, и внезапно силы протестовать его оставили. Хаос, царивший в головах этих темных людей, их неприкрытый цинизм до смерти испугали пенсионера. Дикари высмеивали его и многих таких же, не отдавая и ломаного гроша за их жизни, полные страданий, забирали последнюю надежду.
Что за люди? Что за дым у них в головах? Враги, враги, холодея внутри, зашептал старик, прыгая взглядом по лицам.
Со