ветер летал вдоль улиц, шевелил вывески, качал голые липы и с фамильярным стуком заглядывал в окна первых этажей. Ночами он басил, давясь своим величием, и лишь под утро снижал гомон, увязнув где-то в трубах.
Зайковский сидел в кресле в шёлковом халате, закинув ногу на ногу, и с предельной внимательностью слушал заполошную речь своего секретаря Коли. Коля частил, перескакивал, шуршал бумагами:
– Так, корреспонденция… Далее, Родион Дмитриевич, в двенадцать нульнуль вы встречаетесь с управляющим, тема встречи – осуществление перехода на восьмичасовой рабочий день. Четырнадцать нуль-нуль – обед. После обеда звоните Кириллу Олеговичу в Москву…
– …справляюсь о делах правления, да-да, Коля, я всё это прекрасно помню, – Зайковский потёр виски. – Ты про вечер скажи, что на вечер я запланировал?
– Извините, Родион Дмитриевич, не совсем понимаю. Записано —
«приготовления к выступлению в ГД, 18:00» и тут же – «18:00 – встреча с Е. К. З.». Позвольте полюбопытствовать, это ваш деловой партнёр?
Евгения с беличьими глазами, Евгения, чьи руки тонко пахнут розовым маслом… Евгения, которую он вновь увидит на подвальном сеансе фильмы! Горячая и сахарная, как переслащенный чай, мысль затмила и намечающийся визит на фабрику, и завтрашних думских крикунов. Даже плюгавенький, но расторопный Кирилл Олегович отошёл на задний план. Зайковский нервно отхлебнул из чашки кофе. Расписание требует коррективов. Нет уж, речью он займётся в ущерб обеду, потом доработает её во время полдника, под свежий творог, а уж добьёт к полуночи, после встречи с дорогой Евгенией.
Уверив Колю, что всё в порядке, Зайковский погрузился в корреспонденцию, но в мыслях всё ещё была она, чарующая, отвлекающая от экономических проволочек, размывающая столбцы цифр, превращающая в дислексика, путающего буквы. Заядлый холостяк, Зайковский редко увлекался барышнями настолько серьёзно, что всё валилось из рук. Так, случились пара интрижек да неудачное сватовство к одной надменной генеральской дочке, однако всё это было давным-давно, в беспокойной молодости. Теперь же, когда лишь собственное дело и политические игры занимали голову Зайковского, появилась она. Прекрасная дама, обворожительная мисс. Свободно ли её сердечко? Евгения так раскованно кокетничала с ним в тот вечер, без всяких лисьих уловок завзятых светских завсегдатаек. У Евгении всё выходило естественно, и это не могло не очаровывать. Зайковский отложил очередное письмо. Он купит ей цветов, бордовых роз, что на пару тонов темнее её прелестной помады, так сочетающейся с шёлком её глаз. Блаженно улыбнувшись, Зайковский откинулся на спинку кресла.
***
Петербургская фабрика «Товарищества Р. Д. Зайковского и Ко» краснела до киноварного оттенка, словно застенчивая девонька на балу, только что приглашённая лощёным кавалером. Как огромная папироса, дымила высящаяся труба, сотня окон различных цехов бликовала на позднеосеннем солнце. Внутри же рукотворными костьми и мышцами шумели паровые машины, механизмы для консервирования и маркировки. Сновали туда-сюда пятнистые от пота работники