Калугин налил еще стопку себе и Володе. Он не знал, с чего начать разговор. Хотя он был уже начат. Главное, Олег сказал, что он хочет – он будет жить здесь.
– Говори. Слушаю тебя внимательно, – улыбка резко исчезла с Володиного лица.
– Семьи у вас нет. Отношений нет, нет и никаких чувств.
– Это тебе бабушка-еврейка сказала?
– Бабушка у меня, действительно, еврейка. Ты наблюдателен. Но это мне Марина сказала. Она не любит тебя. Она достойна большего.
– А тебе не кажется, что это не твое дело?
– Уже мое, Вова. Уже мое.
– А ты, видимо, уже и размер большего определил, а? Тебе-то как знать, чего она достойна, чего нет? Ты же на все готовое пришел, на халяву! Раскусил уже, что Маринка в своей не существующей в мире доброте абсолютно безотказна?!
– Да? Может, это ты мне «все готовое» приготовил? Что ты вообще ей дал кроме дочери, горя и слез?
– О как! Пожаловалась?! Высокопарно излагаешь, парниша!
– Володя, Северогорск – городишко маленький, тебе ли не знать. Крутимся в одних кругах, и кружочки эти то там, то сям пересекаются.
– Ну, видать, ее подруженьки тебе донесли про наше с ней горе. А ты, такой крутой, пришел тучи разогнать руками да горе-беду от чужой бабы отвести, да? Такой интеллигентный и правильный весь. Поспишь с ней пару месяцев и свалишь от чужого ребенка, не впечатляй меня только, что будешь Машку, как родную, любить!
– Я тебя не собираюсь впечатлять. Я тебе обрисовываю, так сказать, сюжет. А Машку воспитаю и на ноги ее поставлю. Ты с ней пожил шесть лет, теперь я поживу. Ну, маханем? – Олег протянул стопку Володе – чокнуться.
– Ишь как! Да ты циник. Поглядим еще, кто кого куда поставит. Твое здоровье! – Володя выпил, не чокаясь.
– А кто кого любить будет, тут правда твоя, Вова, время покажет.
Олег сидел, не притрагиваясь к еде. Водка не цепляла. «Неприятный разговор, – Калугин думал о Марине, – неужели он не понимает? На что надеется? Ушел бы сам, без этих никому не нужных понтов. Все равно уже им ничего не склеить, так еще и унижение сидит терпит. Странный малый. Совсем нет чувства достоинства». Олег разлил остаток водки, нацепил на вилку притопленный в салатном соке хлеб и махом выпил. «Реально, водяра безалкогольная».
– Вова, тебе пора, – Калугин взял гитару, он не собирался играть теперь, но ему нужно было чем-то помимо стопки занять руки.
– Я сам знаю, когда мне пора. Слушай, а ты знаешь, что все возвращается?
– В смысле?
– В прямом. Все возвращается тебе со временем. Сегодня ты мне вот так, а потом когда-нибудь сам окажешься в дураках.
– Я в дураках не окажусь, я ситуацию всегда контролирую.
– Каков фрукт! Все под контролем, значит? И чувства?
– Чувства – в первую очередь.
– Ну и где тогда твоя любовь? Любовь через ОТК?
– А я тебе о любви не говорил. Ты что, слышал, что я сказал «люблю»?
– Э-э, парень, да ты не простак! Так я и думал. Другой интерес у тебя здесь, жаль мне Маринку.
– Ты бы