находится на своём месте, и не появляться там, где его совершенно не ожидают, и ежели такое нарушение будет продолжать иметь место, то это лицо, без сомнения, понесёт серьёзную ответственность».
Конец его тирады завершил стук каблуков и скрипнувшая, а затем громко стукнувшая дверь. К. ощутил лицом и голыми плечами порыв холодного воздуха и непроизвольно поёжился от сквозняка.
«Начали мерзнуть? – участливо спросила женщина и поводила рукой в воде, – да, надо вам, господин землемер, немного согреться.»
Он не успел толком ничего ответить, как услышал лёгкий шелест, за ним негромкий плеск, а затем две уже знакомые К. руки вдруг притянули его к горячему женскому телу, от которого чувствовался такой жар, будто в воду рядом с К. вылили ведро горячей донельзя воды.
«Не могла дождаться, пока исчезнет этот Фридрих, – прошептали К. на ухо обжигающие теплом губы, – а ты, мой милый дерзкий, землемер, который осмеливается ерепениться перед чиновниками, надеюсь, тоже ждал меня?»
Огорошенный К. несколько мгновений даже и не знал, что ему говорить или делать, так неожиданно всё произошло, но тело его приникшее к другому телу, как пуансон к матрице, ответило само очень быстро, и ему уже не пришлось вслух озвучивать свой ответ. Охваченный пришедшим телесным желанием, он потянул было надоевшую повязку с глаз, жаждая увидеть, кого он только что заполучил в свои объятия, но женщина прервала его попытку решительным жестом.
«А вот это я тебе делать запрещаю, милый землемер, – смеясь, но твёрдо сказала она, – это совершенно лишнее, – она снова засмеялась, – вернее, совершенно необходимое»
Он нехотя подчинился её капризу и они вдвоём с шумом заворочались в остывающей воде, но К. не чувствовал прохлады, он ощущал жар женщины и в нём рос ответный жар. Всё было так же как с Фридой, но одновременно и не так, женщина всё равно была другой, но у К. на глазах была повязка, но теперь он сам не спешил её срывать. Пока он не видел, а только ощущал своим телом, он мог представлять, что в его руках дрожит в любовной страсти его невеста, которая не бросила его и не оставила ради чужого человека, ибо К. всё равно тосковал по Фриде, даже обладая в эту секунду совсем другой женщиной. Но та, кого он сейчас сжимал в своих отчаянных объятиях обретения, всё же была не той, по кому он бесплодно томился: с иным телом, иными губами, иным запахом шеи и волос. И К. всё сильнее стискивая в своих объятьях эту отдающуюся ему женщину, всё сильнее сжимал и свои веки, чтобы вернуть, хоть ненамного свои прошедшие, но не потерянные переживания и чувства.
Но когда К. уже почти вернувший себе Фриду, готов был уже взорваться и раствориться в ней окончательно, женщина одним хищным движением сорвала с него промокшую насквозь повязку так, что он даже вздрогнул от боли у корней волос.
«Ты изменил своей невесте, землемер, – хохоча, закричала она, и её белые зубы блестели от влаги и смеха, а черные волосы плавали вокруг её лица как комки речных водорослей, – и теперь ты мой, окончательно