встревоженно посмотрел на сестру, забыв из-за страха всю свою взрослость и старшесть, ведь фантазия его детская позволила ему живо представить все то, о чем он только что говорил.
Девочка задумалась, почувствовав тревожность брата. Еще не имея возможности и знания дать этому неожиданному чувству название, имя, она все же инстинктивно принялась искать решение. Решение этой сложной проблемы, так напугавшей брата.
– Знаешь, давай так! Смотри – сколько дней в году идет снег?
– Не знаю…
– Ну сколько? Вам на истории говорили небось!
– На истории такое не говорят. На географии – это может быть…
– Ну сколько?
– Двадцать пять! – выпалил Ваня первое попавшееся, первое пришедшее в голову число.
– Вот! – воскликнула Таня, его младшая сестра, найдя для старшего брата прекрасное девичье, женское, мудрое решение. – Смотри! Давай так! Если я сейчас языком поймаю двадцать пять снежинок, не закрывая рта, то снежного затмения никогда не будет, давай?
– Давай! – воодушевленно вскочил на ноги мальчишка. Решение найдено, и оно казалось ему одновременно простым и гениальным! По-детски простым и по-мальчишечьи гениальным.
Таня тоже поднялась на ноги, закрыла глаза и открыла рот. Ее брат принялся радостно выкрикивать счет попадавших на язычок снежинок: «Одна!.. Две!.. Три!..»
Снежного затмения с тех пор на этой планете не происходило ни разу. И брат с сестрой прекрасно знали почему. А вот как Таня той зимой подхватила ангину, ребята так и не поняли.
Мама
Слово – и тут же картинка. Слово – и тут же образ в голове. Один образ – и тысячи лепестков – желтых, оранжевых, светлых, созревших, мягких – разлетаются на сильном, теплом ветру, пахнет горячим асфальтом, цветами, придорожной пылью. Пахнет солнцем, которое так высоко-высоко, пахнет так ярко-ярко, так звонко пахнет.
Мальчишка лет восьми бежит босиком вдоль дороги. Лето жжет пыльные пятки, солнечные зайчики играют в голубом бескрайнем небе. Мальчишка морщится, но бежит быстрее, наслаждаясь бегом, скоростью, своей молодостью, и легкостью, и ветром. Сбегает с дороги влево, к дому, пятки защипала, заколола, зацарапала некошеная трава. Немножко покровоточило, примялось, забылось, забежалось. Но тут мальчик останавливается, разворачивается, бежит к дикому кусту неизвестных ему трав, полевых цветов, без названия, на длинном стебельке и с множеством лепестков. Они горят на солнце, и ловят, манят, цепляют, жгут взгляд маленьких слегка зеленых глаз, детских окошек в мир неизвестности и счастья. Нет нужды говорить, но цветы сорваны, цветы – в маленьких тонких руках, цветы несутся на маленьких грязных ногах в дом.
Вверх по ступенькам, дверь раскрыта, и дверной проем затянут тюлем – легким и волшебным, пахнущим сундуком и пыльной терраской. Мальчишка аккуратно отодвигает его, проскакивает внутрь, внимательно следя за тем, чтобы за ним не влетела в дом ни одна муха, пчела, оса – они в воздухе, они в лете, они в солнце – они повсюду. А мальчик – дома, но не входит