спросить, еще жив его сын или уже погиб?
– Я только, что был у заведующего реанимационным отделением. Он сказал, что больной уже дышит сам и можно его уже увозить.
Дальше никакой волокиты не было. Медицинские сестры, как бы торопясь, переложили больного на каталку и быстро повезли больного по гулким коридорам. Затем лифт и каталку выкатили на эстакаду. Там с помощью сына и жены больного переложили на заднее сидение потрепанного «Волги». Коротко попрощавшись с больными и его родственниками, медсестры покатили каталку обратно.
Утром первая мысль Мирзопаязова была о больном в реанимации. А не позвонить ли дежурному реаниматологу? Не спросить ли, как она там? Нет, этого недостаточно. Хирург поспешил в отделение, но вдруг остановился. Перед глазами заплясали разноцветные мушки, сердцу в груди стало тесно. Мир качнулся и растворился в его глазах. Что за черт? Немного передохнув на скамейке перед входом в хирургический корпус, он попросил проходящего рядом медсестру, что бы Вохид спустился к нему. Вохид не заставил долго ждать. Запыхавшись, он почти прибежал к нему.
– Что случилось, Рустам Ниязович? Когда он сказал, что почувствовал себя неважно, Вахид напомнил ему о том, что на сегодня запланирована операция.
– Вохид! Это ведь не срочно? Давай завтра заеду, а? Сегодня уезжаю, и в отделение уже не попаду.
По пути Мирзопаязов думал, что ничего не случится, если он несколько дней побудет в отдыхе. Он устал и имеет право отдохнуть, привести свои мысли в порядок. Потихоньку он втянулся в размышлении о пределах возможностей клинической хирургии. Не всегда хирургия всесильна. Зачастую приходится решать вопрос: позволить умереть или спасти? Такой случай был со вчерашним больным. В последние годы в чаще приходит предательская мысль: получается, логичнее и правильнее оборвать такую недожизнь.
Но если посмотреть с другой стороны, долг каждого врача – спасать и только спасать. Если он пройдёт мимо умирающего, от совести, потом спасения не будет. Выходит, совесть – сродни общественному мнению, и у врачебного альтруизма совсем не альтруистичные корни. Это эгоизм чистой воды: делаем так, как считаем правильным, но о судьбе спасённого не думаем. Не исключено, что он и его родственники нас будут проклинать за черствость. Ну, а что делать? Как поступить? Наконец, что нам до того? Мы своё дело сделали, наша совесть чиста. Чиста ли? Забыть бы всё это хоть на неделю! Но нет, цепные псы профессиональной памяти совести должны всегда быть на страже. Иначе в хирургии нельзя!
Так то оно так, но вчера он допустил такое…, – горько усмехнулся Мирзопаязов. Ему стало не по себе, вспомнив вчерашний спор со вторым ассистентом – студентом-старшекурсником – Кириллом Минеевым.
– Надо же такая упертость в этом тщедушном студенте. Гуманист хренов! Живот обозрели все. Было ясно, что масштаб воспалительного процесса у больного просто зашкаливает. Нет ни одного живого места.