и подходит к операционному столу и как-то виновато обращается к Вохиду.
– Слушай, Вохид. – Извини. Сам понимаешь, случай сложный из ряда вон выходящий. Так что, позволь эту операцию, проведу я сам. Еще представится случай и тогда, обещаю проассистировать на операции. Хоп?
Вохид, конечно же, закивал головой и молча перешел на другую сторону операционного стола, уступая место своему патрону. Мирзопаязов широким средне-срединным разрезом вошел в брюшную полость. В нос ударил кисловатый запах гнойного выпота, которым была заполнена полость живота. Выпот осушили и, взору представилась такая картина: петли тонкого и толстого кишечника, большой сальник, печень и желудок спаяны между собой, покрыты рыхлыми спайками. Выделить что-либо из органов из этого конгломерата практически не возможно. Вход в полость малого таза замурован. Со стороны было видно искреннее разочарование хирурга.
– Ну, что здесь поделаешь? – Ничего-о-о! – читалось в его глазах. Удалив мутный с хлопьями выпот, он показал Вохиду стенку кишечника, который был весь покрыт мелкой сыпью и фибринным налётом. Перистальтика кишечника отсутствовало, петли кишок выглядели слегка раздутыми.
– Эх, дорогой коллега! – обратился он к Вохиду, который стоял и выжидал, что скажет Рустам Ниязович. – Хирургия здесь бессильна. Если будем раздирать спайки, то обязательно повредим стенку кишечника. А это, сам знаешь, свищи, повторный перитонит. Хирургия, к сожалению, не всесильна. Даже в наше время такой перитонит, как у этого больного, просто не победим. Говоря научным языком – случай инкурабельный, иноперабельный.
Сказав это, он попросил Вохида перейти на его место и закончить операцию.
– Значить так. Тщательно осушишь брюшную полость, а брюшную стенку ушьешь наглухо.
– Рустам Ниязовчи! Может задренировать полость живота? – спросил Вохид. – Зачем? – вопросом на вопрос ответил хирург.
– Ни к чему! Зашивай наглухо.
Отойдя от стола Мирзопаязов устало сел на предложенную ему табуретку. В это время Вохид с усердием молодого хирурга начал накладывать аккуратные послойные швы на рану брюшной стенки. Видя, как он старается, аккуратно сопоставляя края раны, Рустам Ниязович не выдержал и, усмехаясь, пожурил Вохида.
– Ну, зачем такое старание. Все равно больной умрет. А умершему ни к чему косметический эффект твоих швов. Так что наложи пять-шесть швов через все слои.
Разочарованный, усталый и злой, Мирзопаязов вышел из операционной и рухнул на диван возле сестринского поста. Давно не было у него такого стресса, когда ты, как хирург оказался бессильным, когда какой-то студент вздумал обвинить тебя в попустительстве смерти у этого больного… Причем при всем народе. – О Боже! Что за страдания? Стянул маску, вытер лоб. Медсестра – молоденькая девушка с огромными черными глазами, – принесла ему воды.
– Спасибо вам, – она виновато опустила ресницы. – Вы молодец,