единственная во всем доме фотография Себа. На ней ему где-то двадцать два: стоит такой розовощекий на фоне лазурного неба. Позади угадывается здание колледжа. А на переднем плане Нина и рядом с ней Грейс.
Я, кажется, помню тот день. Я уверен, что был там, когда сделали фотографию, пусть меня и нет на ней. Возможно, я по другую сторону объектива. Странно: в моих воспоминаниях об этой фотографии я тоже должен быть на ней. Перед глазами мое тогдашнее выражение лица – кажется, раздраженное, потому что фотографироваться я не хотел.
И Себ такой же. Может быть, на фото щеки у него чуть пухлее, а волосы не столь седые. Но глаза того же голубого оттенка. Я вроде бы не должен этому удивляться, но удивляюсь. И руки – такие же. В общем и целом он прежний. Как и раньше, пышет красотой.
Софа проваливается под моим весом. Тону в ней все глубже – такое незнакомое, тревожное ощущение. Быстро встаю и ложусь на ковер. Стоит коснуться головой шерстяной поверхности, как вулканом взрывается боль и на меня обрушивается поток картинок из той ночи. Мужчина навалился на женщину, придавил ее, она борется, брыкается. Я вижу все это, лежа на полу, но страх и трусость сковывают мои руки и рот.
Что было бы, если б я встал?
Перед моими глазами в затухающем свете камина проносится ее лицо. Кожа уже матовая, совершенно гладкая. Красное пятно на блузке все еще расползается. Оно достигает шеи, перетекает через нее, скапливается в ямках на горле. Затем поднимается выше, доходит до подбородка. Как только оно достигает губ, ее глаза распахиваются. Кровь заполняет ей рот, и она кричит.
Открываю глаза в тот самый момент, когда потолок, сорвавшись, уже летит мне на голову. Стены тоже пришли в движение. Пора выбираться.
Открываю дверь – с улицы в меня бьет поток холодного воздуха, и я в спешке ее захлопываю. В такую погоду хорошо бы иметь одежду и обувь получше. Поднимаюсь в спальню, где провел ночь, роюсь в шкафу. На вешалке несколько старых костюмов и рубашек – как белых, так и пастельных цветов. На полу несколько пар полированных туфель – со шнурками и без, – но в таких на холоде или под дождем долго не протянешь. Вижу пару походных ботинок, еще с ярлыком, но, не трогая их, направляюсь в его комнату.
Свет в комнате Себа мягкий, по воздуху вьются ароматы лайма и базилика. Пролистываю вешалки с одеждой; не без некоторого стыда ищу себе пальто. Там висят совершенно новые, из смеси кашемира и шерсти, но я выбираю тяжелое и шерстяное. Примеряю, сидит неплохо, хоть он чуть плотнее и ниже меня. Его стиль в одежде – все эти чиносы и бледные рубашки – тоже нисколько не изменился. Будто бы жизнь поместила его в кокон.
Поначалу я переживаю, что беру его вещи, но потом рассуждаю, что у него все равно одежды больше, чем он может сносить. В общем, ничего страшного. Бросаю взгляд на туфли, крепко сжимаю проездной на тридцать фунтов. В конце концов, я знаю, он мой друг. Или был другом. Однако друзей, настоящих, как братья и сестры, не потерять с течением времени. Они как звезды, всегда на своих местах, и не важно, смотришь ты на них или нет.
Медленно спускаюсь по лестнице, останавливаюсь у зеркала рядом с входной дверью.