лезвия кос, жнущие от неба и до земли в бушующем океане клубящихся волн черноты.
– Тьху на тебя, чёрный язык! Прочь со своими прорицаниями! – беззлобно ругнулся скакавший тут первым помощник их вершнего, долговязый и крепкий мужчина в добротной полосчатке, грозя предвещавшему вскинутым череном пики.
– Гони его к Хвёггу, Подкова! – одобрительно окрикнул кто-то из всадников.
– Жаль, что наш ёрл отнимает столь верного друга у моего дома – и тем более у меня. Честь было сражаться подле тебя, Прямой.
Он смолк на мгновение.
– Всеотец мне свидетель – я сожалею всем сердцем, что мой родной край был к тебе так суров… что когда-то ты прибыл с любимой женой и ребёнком, а покидаешь его в одиночестве, потеряв и всех близких, и столько верных людей.
Говоривший был статен, высок, тонкокостен – но крепок на вид. Тёмно-русые волосы с чернотой и загорелая смуглая кожа выдавали в нём жителя юга из древних домов их уделов, владеющих здесь до прихода дейвонов векá назад с севера. Без брони, одетый в богатую долгую верховницу с вышитым знаком их дома – семью чашами и сосудами вкруг от секиры, начавшегося от целителей славного рода владетелей – сидя верхом на породистой крепкой кобыле под высоким седлом он протянул на прощание руку второму, к кому обращался.
– Косаря в тьме ночи зрят очами сычи! Косит не отдыхая, мольбам не вникая – как и сколько ты не кричи! – размахивал странник руками, во всё горло выкрикивая в лица сотен вооружённых путников свои угрозливые слова, не боясь их пинков и проклятий, бредя вдоль дороги к воротам далёкого гейрда, всё ближе и ближе к застывшим на каменистой обочине скакунам двух предводителей.
– Зря ты так думаешь друг мой. Я буду жалеть об отъезде отсюда… полюбил я ваш край за такой долгий срок. Да, потерь тут мне выпало много – но одна только дружба с тобой возместила их трижды.
– Всеотец всем даёт по нужде, как известно. Быть может однажды ты снова вернёшься сюда, Прямой. Жаль, что не вышло с тобой породниться – с моею-то стаей сестёр на выданье… – усмехнулся южанин, но снова осёкся на миг.
– Хотя прости за быть может дурное пожелание. Нет ничего тяжелее, чем всё заново начинать – как тебе какой раз уж приходится…
– Не моли, не проси – не опустит косы! Будь то селище или гейрд, словно бритвой всё скосит – что и сколько ты не поднеси! – раздавался над раздорожьем пронзительный голос седого безумца, заставляя и храбрых из храбрых затрепетать, взирая на далёкую бурю над небокраем – там, куда путь их лежал.
– Мужика и купца, храбреца, подлеца… Ратоводцев, жён, дев и сирот – без разбора всех жатвой возьмёт! Без милости косит – кладёт горы покоса… и владык не минёт! – гневный голос бродяжника взывал громче скрипа возов и ненастного рокота неба, а костлявые руки в кровавых нарывах гнилых мокрых язв развевались граблями по ветру, впиваясь перстом точно жалом в обличья воителей, шедших на север.
– Верно говоришь, Ахорн. Менять родные