приняли в штат. Самоуверенная, умная, иногда излишне прямолинейная и, нельзя этого отрицать, очень красивая, новая сотрудница привлекала к себе всеобщее внимание, особенно мужской половины отдела. Однако Адель Тигранова со всеми вела себя ровно, не выказывая кому-либо предпочтения, и много работала. Это ей удавалось особенно хорошо – выдающиеся аналитические способности Адели помогали ей раскрывать множество дел быстрее и успешнее, чем кому-либо. Отдел повысил свою раскрываемость именно благодаря ей. О личной жизни Адели никто ничего не знал, но, не видя обручального кольца на руке, считали её потенциально свободной и готовой к отношениям. Её сильный характер, самостоятельность, преданность делу, необычайный ум одновременно и притягивали, и отталкивали. Через некоторое время остался лишь один человек, который упорно не желал вычёркивать её образ из сердца и мыслей. Человек, в пару с которым её поставили, и ввиду этого знающий её чуть больше, чуть ближе, чем остальные. Марк. Хотя первое время это был неизменный, официально-нейтральный, подчеркнуто вежливый «следователь Матвеев», несмотря на попытки Марка свести общение к менее официальному. Матвеев, перешедший к ним из управления по контролю за оборотом наркотиков в начале года и уже ставший здесь своим, пытающийся сделать такою и Адель.
И всё же выезды на места преступления, ночные дежурства, работа во внеурочное время, а потом и совместные перерывы не могли не сблизить их. На удивление тем летом работы было меньше, чем обычно, только одно крупное дело, которое Тигранова и Матвеев раскрыли своими силами, причем по одиночке у них ничего не получилось бы. После этого их стали неизменно упоминать в паре. Тигранова—Матвеев. Матвеев—Тигранова. Адель за глаза прозвали Тигрицей, о чём она почти сразу узнала. Что ж, подумала она, это лучше, чем в школе. Там её называли не иначе как Адель-Бордель.
Матвеев решил, что настал подходящий момент (с такой женщиной, как Адель, надо тонко чувствовать подходящий момент, иначе можно всё испортить раз и навсегда, говорил он себе), и пригласил её на выступление симфонического оркестра в центральном зале города. Адель была крайне изумлена и долго допытывалась, откуда он узнал о её увлечении классической музыкой, о котором она совершенно не распространялась. Марк тогда так и не ответил, и эта загадка осталась для Адели неразгаданной. Как бы то ни было, она согласилась. Матвеев полагал, что он будет засыпать на концерте, и приготовился к полуторачасовому мучению, но, к его удивлению, все оказалось совершенно наоборот. Не то чтобы он моментально стал фанатом оркестровой музыки, но она ему понравилась, даже очень, а особенно ему понравилось сидеть рядом с Аделью, смотреть, как она восторженно, затаив дыхание, слушает историю, рассказываемую оркестром, как она элегантна в непривычном для нее платье, как… Да, тот вечер дал Марку надежду. И не зря, потому что и в сердце Адели, в ледяном с виду сердце Адели появилась первая трещина.
Дальнейшие осторожные, но неизменно заботливые, бьющие прямо в цель ухаживания, обсуждения дел,