свой первый опыт с женщиной. Но почему-то вспомнил теперь. И, что было удивительно, испытывал некоторый стыд, думая об этом вблизи Веры. Возможно, было это оттого, что в этом первом взрослом опыте не оказалось ничего из того, что он чувствовал теперь.
Он помнил тот странный день, когда ротный на стоянке в казачьем хуторе в день шестнадцатилетия Ларионова подозвал его в избе на разговор. Ротный был краснолицый, немного тучный усатый пьяница лет сорока, любивший вкусно поесть и повеселиться. Ларионов удивлялся, как Кобылину удавалось быть таким проворным и неустрашимым в бою. На привалах он был ленив и смешлив, много матерился и любил поучать молодых бойцов жизни.
– Поди сюда, Ларионов, – поманил его пальцем Кобылин, уже довольно пьяный, но все еще осознанный.
Ларионов бросил чистить сапоги Кобылина и подошел к столу, на котором были разбросаны остатки обеда, крошки, грязная посуда и опустевшие пузыри из-под первака и медовухи. Вокруг роились мухи. Было жарко и хотелось спать.
– Ты с бабой хоть раз был? – спросил Кобылин серьезно.
Ларионов почему-то не понял его вопроса и напрягся. Кобылин хмыкнул, поняв, что Ларионов с бабой никогда не был.
– Хочешь? – спросил он.
– Не знаю, – ответил Ларионов, чувствуя от чего-то нарастающее смущение и неловкость от этого разговора.
– Девки-то нравятся тебе? – немного небрежно и весело спросил Кобылин, шевеля на полу голыми пальцами отекших ног.
– Да так… – покраснел Ларионов, не вполне понимая, чего хотел от него добиться Кобылин. – Иногда вижу симпатичных…
– Иногда вижу симпатичных, – передразнил его, веселясь, Кобылин. – Говори внятно!
– Так, чтоб сильно потянуло – не было, – вспыхнул Ларионов от упреков ротного.
– Когда сильно потянет, жениться приспичит. Не про то толкую, – улыбнулся Кобылин, а потом рявкнул, стукнув кулаком по столу: – Ты мужиком-то стать хочешь?!
Ларионов начинал терять терпение и чувствовал раздражение от дерзости и глупости Кобылина.
– Чего хотите-то, ротный?! – не выдержал он.
– Ишь! – Кобылин мотнул головой и усмехнулся в усы. – Характер-то у тебя задиристый. Но тебе надо бабу попробовать. Надо тебя по-мужицки окрестить. Боем давно крещен, теперь пора пришла бабой! Засиделся ты…
Ларионов молчал, поджав губы, и нетерпеливо раздувал ноздри.
– Запомни, Гришка, две вещи! – сказал Кобылин и налил себе и Ларионову по чекушке медовухи. – Баба первая должна быть опытная и сочная – такая сразу научит, что бабам нравится в мужике. И – второе! Если не хочешь оставить в каждом уезде по наследнику, никогда не позволяй бабе кое-что делать и сам не прозевай. Это для жены прибереги…
Ларионов впервые заинтересовался разговором.
– И что же это? – спросил он, багровея.
Кобылин принялся хохотать.
– Я знал, что ты способный не только в верховой езде! – Кобылин продолжал добродушно