тайком. Никто из местных ни за что бы не признался в обращении к Саввихе за помощью. Тем более отец Николай во время проповеди иногда напоминал сельчанам, что ворожба и приворот – это очень плохо, хотя лечение травами – полезно.
Тоха постучался к Саввихе вечером, ближе к девяти, когда село уже готовилось ко сну, все сидели по домам, кроме молодёжи.
«Что бы такое придумать? – размышлял Тоха. – Ведь должен быть какой-то повод, не скажешь же Саввихе настоящую причину моего визита и расспросов». Он уже приближался к дому, но в голову ничего подходящего не приходило. «Так, может, живот болит… Глаз дёргается… Пропало что-нибудь ценное… У меня ничего ценного-то нет. Ладно, пусть будет живот».
Свет горел. Тоха отворил калитку, постучался в окно. Шторка отодвинулась, выглянула Саввиха, узнала соседа. Шторка вернулась на место, в доме что-то заскрипело, хлопнуло, у наружной двери отодвинулся изнутри засов, дверь в тёмный коридор открылась.
– Добрый вечер, баба Саввиха, – сказал Тоха.
– Антон, что ль? Ну добрый. Чего пришёл-то? Ведь по делу, чай?
– По делу, да деликатному.
– Заходи, коль не боишься бабки. А то я знаю, всякое про меня говорят.
Тоха шагнул в тёмный коридор.
– Свет тут у меня перегорел, – объясняла по пути Саввиха, – а лампа больно высоко, вот я всё и тяну с заменой-то – страшновато лезть. Я тут всё и на ощупь знаю, зачем, думаю, мне свет?
– Я вам сделаю, баба Саввиха. Уж по лестницам-то лазить и лампочки вкручивать я умею. А может, ещё чем помочь?
Тоха радовался: пока обстоятельства складывались как нельзя лучше.
Саввиха, а следом и Тоха поднялись по ступенькам в сени, тоже тёмные, и вошли в избу. Тохе даже пришлось пригнуться – такой низкой была дверь.
Один угол избы был отделён небольшой заборкой в сторону печи – это была кухня. Повсюду висели мешочки и пучки трав – и побольше, и поменьше. Некоторые пучки были совсем куцые, с остриженными веточками. Печка выглядела свежебелёной, хотя от верхней задвижки над устьем пошли черноватые подтёки от сажи. «Труба течёт», – определил Тоха. Небольшие окна располагались низко к полу. Тоха отметил особенный запах в избе – свежий, пряный, словно прочищающий мозги и уносящий в другой мир, где много ветра и простора.
На стене между окнами Тоха увидел большую старую портретную фотографию в рамке. «Её сын?» – подумал он, рассматривая молодое улыбающееся лицо и гимнастёрку.
Саввиха посадила Тоху за стол, стоявший в простенке между двумя передними окнами. Проверила, плотно ли задёрнуты ситцевые шторы и, пока Тоха оглядывался по сторонам, поставила чайник на кухне.
– А это правда, что вы собираете травы на кладбище, и от этого они имеют особенную силу? – спросил Тоха, когда она вернулась.
– Ты что? – Саввиха даже засмеялась. – На кладбище нельзя ничего рвать, а тем более уносить оттуда – ни ягоды, ни грибы, ни растения какие – вообще ничего нельзя.
– А почему? – спросил Тоха.
Саввиха