всей планете никто не воевал сейчас и, разделив доходы, как считалось, по справедливости, все стороны света сотрудничали и обменивались товарами и знаниями. Так считали все. Кроме тех, кто руководил Светом. Наверху плелись интриги, устраивались заговоры, чтобы перетянуть себе доходы, влияние и попытать властвовать не только четвертой частью планеты, но всею.
С юных лет я был в гуще всех событий и переговоров, в курсе и понимании истинного положения вещей, и с тех самых пор, когда я впервые осознал, что мир совсем не изменился, что люди не сделали никаких выводов из прошлого, которое почти уничтожило человечество, я не переставал удивляться насколько мало меняется природа человека со времен первобытных войн, когда применяли бронзовые мечи или даже луки со стрелами с каменными наконечниками, ничего не поменялось. Человек всегда не мог довольствоваться тем, что имел. Алчность во все времена двигала миром.
Алчность к власти, влиянию, богатству, знаниям, ко всему ценному, что есть в мире, что может быть у других, по-прежнему, руководила миром, всеми людьми и каждым в отдельности. Я это осознал впервые, когда понял, до какой степени я хочу быть во главе Севера, самого сильного клана и самой сильной стороны света. И всю жизнь я, оставаясь в тени, готовил себя к этому, впитывал в себя всё, что видел, что слышал.
Поэтому, когда пребывая по поручению тётки Агнессы у Ольгерда Исландского, я почувствовал некоторый холодок со стороны хозяина этих земель, очень важных, потому что стоят они как раз на пути от Севера на Запад. Ольгерд отлично это знал, и, как и все его предки умело пользовался таким удобным расположением, чтобы извлекать максимальные выгоды от обеих сторон. И, хотя Исландия была частью Севера, все Исландские правители постоянно тяготели к Западу, и, полагаю, тайно мечтали стать центром Севера, свергнуть Вернигоров. До сих пор они вели себя покорно и ничем не выказывали своих замыслов, которые вынашивали поколениями, о чем отлично знали все Вернигоры, потому и держали их как можно ближе. Когда я рассказал Агнессе о настроениях Ольгерда Исландца, она нахмурилась, собрав в неизменно исчезающие морщины свой огромный лоб, потом взглянула на меня.
– Спасибо, Всеволод, – сказала Агнесса.
А потом посмотрела на меня и спросила неожиданно.
– Сколько лет его сыну?
– Генриху? – от неожиданности я задал какой-то глупый вопрос и сразу понял свою оплошность, тётка Агнесса не любит глупых вопросов.
– Всеволод… – Агнесса побледнела от злости. – Мне плевать на его имя, я спрашиваю, сколько лет этому исландскому засранцу?
– Я не знаю, но лет… двадцать это точно, – сказал я, чувствуя себя идиотом, но откуда я мог знать, что тетку может заинтересовать.
– Взрослый, значит, отлично, – удовлетворённо проговорила она. – Ладно, Всеволод, ступай, спасибо, выполнил все поручения превосходно. Но возраст всех ублюдков надо знать. И чем они занимаются, чего стоят. Каких-то пять лет, и мы будем иметь дело с ними.
Я