тебе, бессердешной, день и ночь сокрушаючись! – Мамка обиженно поджала губы и, нарочито подволакивая ногу, заковыляла к скамье, выбрав ту, что подальше.
– Ну, коли и по ночам сокрушаешься, то плохо твое дело, мамушка! Непонятно, когда только спишь… – Катя улыбнулась ее нехитрым уловкам, подсобила сесть, за спину подсунув для мягкости подушку, и даже осведомилась, не ушиблась ли.
– Нешто кого из вас то колышет? Ушиблась не ушиблась… спала не спала… чего уж теперь!
Федотовна тяжко вздохнула, намекая на горькую свою долю, но, не выдержав роли, тут же с любопытством глянула на Катю:
– Ты уж прости меня, старую, давно хотела тебя поспрошать… боярин энтот, ну тот, хворый, в трактире… кто ж он такой будет – наш али не наш? Никак в толк не возьму. Уж больно речи вел чудные… на Петра Хасаныча вдруг, невесть с чего, вызверился! Малость не пришиб беднягу. Ты-то хош поняла, с чего он так осатанел?
– Поняла, мамушка, поняла! А кто он такой… – Катя досадливо передернула плечами. – Мне то неведомо, а уж тебе и вовсе ни к чему!
– Оно конешно, ласточка, ни к чему! – согласно закивала Федотовна, озабоченно поглядывая на Катю. – А все ж чудно как-то… батюшка твой его, кажись, к обеду звал… вот и дивлюсь я, чего ж нейдет, коли зван… али я чего не разумею?
– А это уж не наша с тобой забота! – резко оборвала ее Катя. – Эк, нашла, чем голову себе забивать. Вели-ка лучше охабень подать, сходим к Салтыковым, давно Аннушку не видала… да смотри у меня, будь поосторожней, когда об ней говоришь, не то и вправду язык вырву! Слыхала я, как ты тут молола непотребное – Анна, мол, дура блаженная… запомни: она умнее не только нас с тобой, но и многих самых мудрых бояр, из тех, что в Думе заседают. Уразумела?
– Уразумела, как тут не уразуметь! Тебе виднее, касатушка… может и так. Только вот зачем охабень… может, лучше шубу? – робко вопросила Федотовна. – В богатый дом все же собрались, а охабень-то ношеный-переношенный… гоже ли, тебе боярышне Вельяминовой, в грязь лицом ударять?
– Меня старый охабень не замарает. Захочу, во вретище, босая по Москве пойду, и от того хуже не стану! – уже в сердцах крикнула Катя. – Ох, и дури же в тебе… не по возрасту! Живо подай охабень! И заглохни, что б я звука от тебя боле не слыхала.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1.
На сегодняшнюю встречу с правителем Щелкалов шел неохотно, как, впрочем, и на все их встречи в последнее время, а жаль! Раньше было по-иному, пора бы привыкнуть, ан нет, не получается. Отсюда и тяжесть на душе, ибо с каждым разом им все труднее понимать друг друга, от бесед же остается неприятный привкус досады и разочарования, наверное, взаимный. А ведь еще не так давно они неплохо ладили, понимали и нуждались друг в друге. Неужто он что-то проглядел, упустил?
Дьяк шел, привычно не замечая роскоши дворцовых палат, хотя когда-то, в самом начале, любовался оными с замиранием сердца, особенно же стенною и потолочною росписью в главных парадных палатах, ибо выполнена была с искусством вельми – истинно радость