принять помощь, не почувствовав себя униженными. Как будто лучше умереть в одиночестве, чем выжить, оставшись в долгу у другого человека.
Итак, мы остались одни, и, лишь когда папа оглядел зал закусочной, я увидела его лицо, увидела, как им овладело отчаяние. Я была права: тень вернулась, уселась ему на плечо расправившим крылья стервятником.
Папа заметил, что я стою в дверях кухни.
– О каких это тревожных мыслях говорил шериф? – спросила я.
Папа покачал головой.
– Кто знает. – Он помолчал. – Пойдем домой, Бель.
– Но… мы же еще не все сделали.
– Завтра. Я устал. Давай-ка попробуем ненадолго обо всем этом забыть. Вернемся сюда утром, а откроемся вечером.
Это было непохоже на папу, и его слова порадовали меня. Я уже и не помнила, когда мы в последний раз проводили время вне закусочной, просто отдыхая. Наедине друг с другом.
– Хорошо, – улыбнулась я. – Сейчас запру двери.
Вечер застал нас развалившимися в креслах позади нашего модуля, где на нас не могли пялиться проходящие мимо соседи и где нам открывался свободный, ничем не перекрытый вид на западную равнину, еще залитую светом дня. Мы сидели в компанейском молчании и смотрели, как на небе проступают луны, похожие на смутные меловые пятна.
– Это напоминает мне о родине, – проговорил папа. – О том, как мы сидели с твоей мамой, попивали чай со льдом и глядели на загорающиеся звезды.
Я слушала его с закрытыми глазами. Мне нравилось, когда на него находило такое задумчивое настроение и он рассказывал истории о маме и о жизни на Земле. Хотя они и касались большой боли, меня они утешали, и я думаю, что его тоже. Их не отягощали страдания или сожаления; это были просто хорошие воспоминания, которые папа доставал из кармана, будто часы, и полировал их, ухаживал за ними в гаснущем свете солнца.
– Помню, как-то раз поздним летним вечером небо было почти такого же цвета: глубокого, сумеречно-синего. И повсюду летали светлячки, захлестывали поля, будто звездный прилив. Ты помнишь светлячков?
Я помотала головой. Мне хотелось бы их помнить. Они представлялись мне чем-то родом из волшебной сказки.
– Поднялась луна, и нам стал виден Марс, маленькая красная точка. Мы как раз начали поговаривать о том, чтобы переселиться сюда. Собственно, это была идея твоей мамы. Я не хочу сказать, что ей пришлось тащить меня силком. Просто… это у нее была страсть к приключениям. Она никогда не ощущала себя на своем месте. – В папином голосе проступили меланхоличные нотки. – Она всегда казалась себе лишней, где бы ни очутилась. Мне хочется думать, что со мной она так себя не чувствовала, но кто знает.
– Мне кажется, что с нами она так себя не чувствовала, папа.
Он посмотрел на меня с той тоскливой улыбкой, которой люди улыбаются, когда не верят твоим словам, но все равно благодарны тебе за них.
Я знала, что история их прилета сюда этим не ограничивается. Я знала, что они были бедными, что папа владел прогорающим рестораном и задолжал банку кучу денег. Кажется, его жизнь всегда представляла собой череду ударов под дых, и переселение