Им же надо быстрее соединиться со своими. Значит, будут спешить, двигаться кучнее. Видите, да и снег к тому же достаточно глубокий, разбредаться далеко вправо и влево не будут, чтобы не отстать от основных сил.
– А когда ожидается прибытие немца? – спросил Барыкин.
– Комбат сказал, что если выйдут на нас, то завтра к вечеру, может быть, подойдут.
– Час от часу не легче. Даже отдохнуть супостат не дает после стольких боев во чистом поле, – воскликнул Никифоров.
К утру ветер усилился, стало холоднее. На белом покрывале степи чернели кое-где наспех вырытые окопы. В них комочками, прижавшись друг к другу, на стылой земле лежали солдаты. Сизый пар от дышащих людей поднимался ветром и тут же загустевал, расходясь над полем стайками маленьких облачков. Справа, метрах в пятистах от расположения роты Авдеева, проходила дорога. Там оборону держала соседняя рота, там же находился штаб полка и позиции артиллерийских батарей. В этот район собрали всю имеющуюся в наличии полковую артиллерию – пять 76-миллиметровых орудий и пять сорокапяток. Боеприпасов было немного, обозы где-то задерживались.
Забрезжил рассвет. Темнота стала рассеиваться. Звезды поблекли. Небо заволокло свинцовыми облаками. В одном из окопов послышался разговор.
– Слушай, старый, – обратился к Никифорову Барыкин, лежавший к нему спиной, – ты слышишь меня?
– Слышу, слышу! Тебе чего, трещотка?
– Ты вот скажи мне, ты все так же в Бога веришь?
– Опять ты свою шарманку закрутил.
– Ну, хоть давай поговорим, прошу тебя. Я спать больше не могу. Холод насквозь пронизывает.
– Старайся заснуть, несчастный.
– Это почему же это я несчастный?
– Да потому, что безбожник. А человек без Бога жить не может.
– Да чего ж, я виноват?
– А я тебя и не виню. Ты воспитывался в атеизме, поэтому и не знаешь, что это такое. А я всю жизнь живу по Божиим законам, с молитвой, поэтому и на душе у меня светло, как бы порой не было жутко и страшно. Я помолюсь, и все страхи куда-то деваются, исчезают.
– Старый, а научи меня какой-нибудь молитве!
– Это тебе зачем?
– Тоже хочу, чтоб мне было не так тошно.
– А политрук узнает?
– Так мы ж ему рассказывать не будем.
– Ладно, слушай. Я обычно начинаю с Иисусовой молитвы. – Никифоров развернулся лицом к солдату.
…К полудню ветер стих и воздух, казалось, застыл. Местность стала просматриваться далеко вперед. Облачность прошла. Опять стал раздаваться звон лопат о стылую землю. Большинство вырыло окопы на глубину штыка. Несколько человек собрались возле лунки Никифорова на перекур. Барыкин рассказывал какую-то байку. Слышался смех.
– Когда кухня будет? – поинтересовался рядовой Нигматуллин. – Уже желудок к позвоночнику прилип. Два дня не ели горячей пищи.
Все посмотрели в сторону дороги.
– Вот оттуда должны скоро появиться наши кормильцы, – ответил Барыкин. – Да, по-моему, они уже идут.
Вдали виднелись три фигуры с баками полевой кухни.
– Точно,