слышали. Я сейчас распоряжусь и отряжу карету за его высокопреподобием. Далее, надо послать телегу за какими-то Авдотьей, Настёной и старостой деревни Жилицы. Ну, это я тоже могу. Пошлю мужика одного верного, он сюда Тихона с Иваном привёз, знает, куда ехать. Это всё нетрудно. Самое трудное – Пафнутия Петровича дождаться, без него Тихон Петрович говорить отказывается. Придётся ждать. Его сиятельство обещался приехать до окончания ярманочных дней, а ярманка только сегодня работу свою начала. Ну а самое последнее нас всех не касается. Ивану приказано за товар рассчитаться и новый закупить. Вот вроде и всё. – И она вопросительно на всех посмотрела.
Все молчали, что означало полное согласие с её словами. Тогда она повернулась к лекарю:
– Сидор Иванович, дорогой мой. Ответь честно. Что будет лучше: здесь его оставить, под присмотром его близких, которых сегодня привезут, или в моё имение доставить? Я там к нему обученных людей поставлю, которые за моим мужем, князем Пожарским, уход вели, когда тот расхвораться изволил.
Сидор Иванович только плечами пожал:
– Так и этак будет хорошо. Но здесь покойней, наверное, да и трогать его без особой нужды не следует. Думается мне, что пусть лежит там, где и сейчас. Пройдёт два-три дня, будем разбираться снова. Тем более что, когда ярманка закончится, перевозить его всё равно придётся, а вот куда, тогда и решим.
– Экий ты, Сидор Иванович, человек рассудительный. Всегда всё по своим местам разложишь, да складно так, что мне даже удивительно становится, – задумчиво проговорила Ольга Васильевна, затем уже решительно добавила: – Ладно, пусть будет так, как ты сказал. Митяй! – громко позвала она.
Шустрый парень возник как из-под земли.
– Послушай, Митяй, – начала было Пожарская, но затем, по-видимому, перерешила и закончила неожиданно: – Ладно, иди себе, я сама все распоряжения отдам, – и направилась к выходу.
Тихон хотел привлечь к себе внимание, но никто в его сторону не смотрел, а он мычать громко не стал, понял, что всем сейчас не до него, и успокоился. Однако стоило только Ольге Васильевне выйти из трактира, возобновил свои попытки.
Первым к нему Иван повернулся:
– Дядя Тихон, тебе что-то нужно? Скажи, я понять постараюсь.
Тихон так разнервничался, что даже Сидор Иванович ничего понять не мог. А больной всё пытался и пытался что-то сказать, но это у него всё хуже и хуже получалось. Наконец, поняв тщетность своих потуг, он замолчал, прикрыл глаза и затих.
Феофан встрепенулся:
– Что ж мы сидим-то здесь? Ярманка работу свою почала, а мы тут сидим. Тихону Петровичу, – и он перекрестился, – мы всё одно помочь не можем. Приказчики наши с ног, наверное, сбились, нас разыскивая. Давайте-ка в балаган свой отправимся.
Он встал с лавки, где всё время сидел неподвижно, и решительно пошёл к двери. Любовь Николаевна с Прохором покорно последовали за ним. В трактире около Тихона остались лишь лекарь с Иваном, да Митяй подле двери переминался с ноги на ногу.
…Пока