что серебро просачивается на Восток и оседает в сокровищнице Великого Могола либо китайского императора, – сказал Стерлинг. – По дороге оно может сотни раз перейти из рук в руки. Я ответил на твой вопрос?
– Я уже не верю в то, что увидел, – промолвил Даниель и пошёл назад в дом.
Сквозь тонкие кожаные подошвы чувствовалась каждая неровность булыжной мостовой, пуританское платье висело жёсткими складками, железные перила холодили ладонь. Он был пылинкою в грязной луже и хотел одного: вернуться к огню, жару и цветному свечению.
Некоторое время он стоял в литейной и глядел, как плавят серебро. Больше всего ему нравилось, как жидкий металл собирается в носике наклонённого тигля, потом переливается через край и прочерчивает в воздухе светящуюся дугу.
– Ртуть есть первичный материал всех металлов, ибо все металлы при плавке превращаются в неё, и она их поглощает, ибо имеет одну с ними природу…
– Кто это сказал? – спросил Стерлинг, приглядывая за переменчивым младшим братцем.
– Какой-то чёртов алхимик, – отвечал Даниель. – Сегодня я оставил всякую надежду когда-нибудь уразуметь деньги.
– На самом деле это просто…
– И всё же не так просто, – сказал Даниель. – Они следуют простым правилам, подчиняются логике, следовательно, натурфилософия должна их охватывать и объяснять; я, знающий и разумеющий больше почти всех остальных членов Королевского общества, должен был бы их понимать. Но нет… мне этого не постичь… Если деньги – наука, то ещё более тёмная, чем алхимия. Она отделилась от натурфилософии тысячелетия назад и с тех пор развивается по собственным законам.
– Алхимики учат, что рудные жилы в земле суть ветви огромного древа, ствол которого расположен в центре земли, и металлы поднимаются по ним, словно сок, – сказал Стерлинг. Отблески огня лежали на его задумчивом лице.
Даниель так устал, что сперва не понял аналогии; а может быть, он недооценил брата. Ему подумалось, что тот просит подсказки, где искать золотые жилы. Только в карете Стерлинга по пути к Чаринг-Кросс до него дошло, что хотел сказать брат: рост денег и коммерции с позиций натурфилософии подобен разрастанию огромного подземного древа. Его можно подозревать, ощущать, иногда использовать практически, но никогда – постичь до конца.
Таверна «Голова короля» была темна, но не закрыта. Войдя, Даниель увидел там и сям – на стенах и на столах – островки зеленоватого света и услышал, как знатные люди говорят приглушёнными голосами и время от времени взрываются озорным смехом. Но вот свечение померкло, и служанки горящими лучинами зажгли лампы. Теперь Даниель увидел Пеписа, Уилкинса и Комстока, а также герцога Ганфлитского, сэра Кристофера Рена, сэра Уинстона Черчилля и – за лучшим столом – графа Апнорского, одетого во что-то вроде трёхмерного персидского ковра, отороченного мехом и осыпанного бусинками цветного стекла; а может, это были драгоценные камни.
Апнор рассказывал про фосфор трём сухопарым дамам, обклеенным чёрными мушками:
– Адептам алхимии