второй тур вальса и заводим всех на «встречу» – первую фигуру котильона. Выстраиваемся в две шеренги: дамы напротив кавалеров. Я – с одной стороны, Маркус – с другой, начинаем заводить шеренги в улитки, после чего снова перестраиваемся в две ровные линии, перпендикулярно исходной позиции.
Снова оказываемся напротив друг друга. И снова молча наблюдаем.
Берёмся за руки и лёгкими шагами в ритме музыки проходимся между шеренгами. Стройные вереницы танцоров тянутся следом, переплетаясь, разворачиваясь, рисуя затейливые узоры на паркете.
Музыка меняется, а помощники Эдварда выстраиваются по краю танцпола с мягкими стульями в руках.
– «С веером»! – распорядитель объявляет следующую фигуру.
В голову приходит дерзкая идея испытать чувство гордости Маркуса. И заодно – прояснить его намерения.
Оборачиваю разум ментальным коконом, скрывая мысли, и направляюсь к ближайшему стулу. Беру с сиденья приготовленный для фигуры веер, разворачиваю его и присаживаюсь, расправив по-царски юбку и закрыв лицо.
В этой фигуре дама открывается только тому кавалеру, с кем она желает танцевать. С Маркусом хочет танцевать каждая, но подходит он только ко мне.
Затаив дыхание, игнорирую его приглашение, потому что жду другого партнёра. Сквозь веер не вижу, но чувствую, как сильно он злится. Закусив губу, терпеливо сижу. Пусть побесится. А то привычка сражать девушек наповал одним лишь взглядом сильно урезает его мыслительные способности и расширяет масштабы чванства.
Женский ряд быстро редеет. Остаюсь я и две девушки. На паркете начинается мазурка. Ощущаю, как соседки нервно подёргивают ногами в такт музыке. Сижу расслабленно и, расширив зрение до эфирного, наблюдаю, как в вихрях пространства неспешно направляется ко мне знакомый сгусток энергий в сильном трёхвековом теле.
Саймон останавливается в шаге от меня и в полупоклоне протягивает ладонь. Опускаю веер с довольной улыбкой и с удовольствием подаю руку.
– Ожидая меня, ты бы сидела здесь до конца вечера? – дядя смеётся, помогая встать.
– Если бы тебе потребовалось столько времени, чтобы меня заметить, то да.
Мало кто осмелится предъявлять двусмысленные претензии искушённому мужчине в почтенном возрасте. Но мою дерзость наставник принимает как проявление глубокой принципиальности и твёрдости характера.
Исполняю реверанс и, влившись в общий строй, пускаюсь в пляс, ведомая опытной рукой.
Стройные звуки скрипок, виолончелей, флейт, труб, клавикордов пронзают пространство слой за слоем, наполняя его душевной благодатью и восторженным счастьем.
Можно было бы насладиться моментом, но наблюдать за сменой эмоций брата увлекает сильнее. Злость сменяется досадой. Его досадливое созерцание моей спины греет эго и приводит Маркуса в полное недоумение. Исподтишка смотрю на него через танцпол. Он исполняет изящные пируэты в паре с мамой, но сосредоточен отнюдь не на них. Ощущаю, сумятицу в его мыслях