никогда не оставляя меня одну, молчаливый и мрачный, готовый вытащить меня из самой отвратительной неприятности, в которую я угожу.
Но я не так уж и часто попадала в неприятности. Мне хотелось, конечно же, выглядеть перед Сергеем в самом лучшем свете.
Он вообще-то редко меня хвалил, но однажды сказал:
– Ты быстро учишься.
Странно так сказал, словно бы даже с неодобрением.
Я смущенно улыбнулась.
– Ты не рад? Я ведь буду такой же, как ты, совершенно необыкновенной. Ты не хочешь, чтобы я была такой?
Неужели ты думаешь, что я забуду тебя?
– Я пришла к тому, что сейчас, укрытая полами твоего плаща. Неужто ты думаешь, я забуду тебя?
Смогу тебя забыть?
Мой темноглазый друг, ты слишком наивен. Таких, как ты, не забывают. Их помнят. Их бережно хранят в памяти, каждый жест, каждый взгляд их хранят, самый звук их имени молчаливо берегут в темной глубине рта. Не произносят всуе и все же помнят.
До самой смерти помнят, темноглазый мой друг.
– Нет, я не боюсь. Ты, наверное, меня не забудешь. Многое будет тебе меня напоминать.
Я улыбаюсь. Как идиотка улыбаюсь, любой намек на нечто общее у него и меня мне приятен.
Мне так приятно просыпаться и идти на кухню варить ему кофе…
Мне так приятно болтать с ним о погоде, политике и лунах Юпитера…
Мне так приятно быть рядом с ним, просто быть, просто рядом…
– Но ты быстро учишься.
Это что, что-то значит?
Спрашиваю глазами.
– Конечно.
Что?
– Несколько позже. Не торопи события, ладно, Анечка? Не стоят они того, чтобы их торопить.
И я, естественно, соглашаюсь. Я теперь всегда соглашаюсь с Сергеем. Не то, что бы он меня себе подчинил, просто я вдруг признала его как наставника и очень хорошего друга.
Просто признала.
А он учил меня разным новым вещам, удивительным, необыкновенным вещам.
Он учил меня всему.
Но он не учил меня по-другому жить и не учил становиться иной, и поэтому я была все той же Аней, которую он встретил когда-то на Летнем в сумрачном Пскове.
О родном городе я давно уже не вспоминала. А жаль, это был хороший город, и я его по-своему даже любила. Без всякого дурацкого патриотизма, просто за то, что много замечательного случалось со мной в его белых сияющий стенах. Да и за их пределами, если на то пошло… И пускай здесь я впервые познала кисловато-горький вкус иссиня-черного отчаяния, и пускай были у меня тут довольно-таки неласковые, недобрые времена, но ведь здесь я впервые встретила Сергея.
И это искупляло все: все мои муки и всю мою бессонницу, все мое отчаяние и одиночество – это весь мир искупить бы могло.
Весь этот паскудный, идиотский, не единожды стукнутый мир…
Все у нас с Сергеем было хорошо. Только не могло это, видно, продолжаться вечно. Никак не могло, ибо «такова природа вещей». Но вот кто бы мог подумать, что все кончится так, так пошло и так жестоко?
Кто бы мог подумать, в самом-то деле…
4.
Я