к нам уже приходил и будет приходить все то время, что я здесь. А значит… Значит, я буду держаться за место зубами и ногтями.
– Ты еще не забудь оформить денежное довольствие семье, – тут же сощурилась Милида. – Ты чем на жизнь зарабатывала?
– Мы с волкой охотились, – Хестер грустно улыбнулась, – не покупая разрешения, а это незаконно.
– Значит, ты помогала отцу в зельеварне, – припечатала Милида. – Сходим до местного казначея и все сделаем. А то тебя нет, отец безногий – усвистит твой брат в солдаты, ума-то у мальчишек и нет почти.
Медленно кивнув, Хестер отошла к круглому окну и, присев рядом с волкой, попыталась понять, отчего она так разоткровенничалась с Милидой.
«Про незаконную охоту стоило промолчать, – сердито костерила себя девушка. – За это можно и у позорного столба постоять!»
Милида же тем временем накрыла на стол, обыскала единственный буфет на гнутых ножках и, гордая, вытащила из него видавший лучшую жизнь фарфоровый сервиз. Цветочная роспись на нем давно утратила свой цвет, равно как и золотой кант. Но на Милиду эти вещи произвели неизгладимое впечатление.
– Неужели кипяток прям сюда наливать?!
– Ты так странно говоришь, – проронила вдруг Хестер, – говор то как у селянки, то как у образованной горожанки.
– Так это потому, что папенька мой денег на образование не жалел, учителей из города выписывал. – Милида продолжала зачарованно рассматривать чашку. – Но как мне говорить по-ученому, если все вокруг говорят по-простому?
Тут Милида поставила чашку, глубоко вдохнула и, медленно выдохнув, продолжила:
– Если у меня есть время, чтобы привести свои чувства и эмоции в равновесие, то и речь моя становится ровней. Но когда ситуация накаляется и времени на мысли нет, я возвращаюсь к тем речевым особенностям, которые впитала от маменьки и папеньки.
Тут она хмыкнула и добавила:
– А уж если вспомнить деда – он когда рот открывает, цветы вянут. И не только из-за чесночного духа, а еще и из-за мата богопротивного. Ух, как они с нашим старым жрецом лаялись! Дед грустит, молодой жрец совсем не умеет ругаться, обижается, чуть не плачет. Ой. А где же мы воды возьмем?
Хестер, как и Милида, огляделась. Но обстановка комнаты ничуть не изменилась: две постели под балдахинами, стол, два стула, два платяных шкафа и буфет на гнутых ножках. И огромное круглое окно во всю стену.
– Ты можешь у ключа спросить? – Милида с надеждой посмотрела на Хестер.
Кивнув, леди Аргеланд вытащила свой ключ и, подав к нему магию, отрывисто приказала:
– Указуй путь до мыльни!
Ключ поднялся над раскрытой ладонью, отрастил крылышки и, сделав круг по комнате, вернулся к Хестер.
– Либо здесь есть скрытый проход в мыльню, либо нам не положена отдельная мыльня, – хмуро проговорила леди Аргеланд.
Девушки бросились простукивать стены, открывать и закрывать дверцы шкафов, но все было тщетно.
– Ой, а что это? Может, за него надо подергать?
– Нет!
Но