ещё не видел. Тут были меряне с пушниной, меряне-жигари, чёрные от угля и воняющие дёгтем. Славяне плотники, кузнецы, которым чёрные жигари, цокая на свой манер, хвалили уголь. Здесь продавали хлеба, каши, сушёных и свежих рыб и даже мясо. Ножи, рубахи, котлы, горшки, сапоги, деревянную и берестяную посуду. Там, где мяли и торговали кожей, воняло так, что казалось даже ветер обтекал это место, не желая пропитаться вонью дубильных ям и разносить её дальше.
Стены городца ещё не выросли настолько, чтоб отразиться в водах неспешной Клязьмы, а торговля уже отражалась в реке, гудела над водой голосами, скрипами колес, мычанием, лязгом и шумом.
Парамон отвёл Неждана туда, где внутри намеченных внешних стен стоял вкопанный у какой-то избы высокий крест.
К ним вышел человек в такой же холстине, как у Парамона. Дал поцеловать Парамону руку, в воздухе нарисовал крест и кивал, глядя большими чёрными глазами на Неждана, когда Парамон говорил ему.
Неждану Парамон велел сесть на бревно у избы и ушёл. Тощий, с куцыми волосами на подбородке вместо бороды парень молча вынес Неждану хлеба. По реке сновали лодки, где-то ржали кони, гудели люди. Ветер пригибал вонючий жирный дым от смолокурен и вытягивал его вдоль растоптанной земли лентой. В дыму махали топорами мужики, гулко их всаживая в ядрёные бревна.
Парамона вернулся быстро, с другой торбой, побольше своей, впихнул Неждану, взял свою и, поклонившись кресту, сказал:
– Идём далее.
Торба была тяжела. От грохота стройки и гула торжища они ушли без троп в лес, на запад. Шли полдня. Брат Парамон выбрал полянку неподалёку от ручья, бежавшего за деревьями, и сказал:
– Здесь будем. От ручья таскай камни.
А сам выудил из торбы широкий большой рабочий топор без топорища. Когда мокрый, босой Неждан приволок первый валун, на полянке уже стоял крест.
– Меря здесь в княжьей воле. До городца близко. Камни нужны для очага. После, – он кивнул на уже вздетый на крепкий сук топор, – нарубишь жердей.
Пока Неждан таскал камни, брат Парамон вырезал пласт мокрого дёрна и, выбрав чёрную жирную землю, вынул из прямоугольной ямы глину, сложив её в кучу.
– Очаг делай широким и плоским, – наставлял он, подбирая и укладывая камни на глину в яму. – Сейчас жерди руби.
Очищенные от веток и коры стволы молодых осин Парамон велел заострить с одного конца и теперь обжигал, засунув в новый, сложенный невысоко очаг острыми концами. Неждан копал вокруг очага под них ямы, как указал брат Парамон. А утром они вставили в ямы обугленными концами жерди и связали остов шалаша. Потом Неждан выше по ручью резал вербу. Её длинными прутьями переплели жерди и вышла крыша в два ската и стена сзади, которую Парамон понизу заложил камнями на глине. Остаток дня резали дёрн в дальнем углу поляны и покрывали крышу. Но после Парамон отдохнуть не дал. На удлинившимся к летнему времени закате приказал стоять, держа в вытянутых руках камень, покуда солнце не зайдёт. А сам плёл вершу44 и стал на стражу