сколько работы! – не обратив внимание на ее поведение, щебетала служанка. – Отпариться надо бы, поесть да выспаться. С новым днем оно и новый путь легче будет…
– Как Самира? Знаешь?
Обычно делами госпожи, ее досугом, занималась именно она.
– Хварает. Сердце давит. – ответила женщина. – Но вы, госпожа, не бойтесь, мы ей чего надо уже накапали. Батюшка ваш в травах толк знал, лучше его настоек ничего нет.
– А Харим?
Захра скривилась.
– Чертов плут! Ой, простите! Рука у него сломана! Так ему, проклятый! Это же надо было додуматься уехать в степь, когда тут такое творится! Вас задурил!
Кайя попыталась вставить вопрос в быстрый монолог служанки.
– Ему помогли?
– Да куда его деть, проклятого. Иблис, не иначе, попутал! У себя он. Отлежится!
Служанка продолжала перескакивать с одного на другое, но Кайя уже не прислушивалась. Не завернув в сторону своих покоев, она сразу же прошла в парильню: просторное, тусклое помещение, где из-за пара сейчас с трудом угадывались дальние углы и поставленные вдоль стен скамьи. Жестом остановила служанку, прежде чем та переступила порог.
– Подожди снаружи.
– А что же ваши волосы? Кто поможет? Спинку надо бы растереть, госпожа.
Кайя прикрыла дверь перед самым носом Захры и прислонилась спиной к косяку. Выдохнула. Еще одно слово этой женщины, и, Всевышний свидетель, она сорвется!
Она и так была на пределе. Слишком многое случилось в последнее время: смерть родителя, одиночество, разочарование, страх за свое будущее, а теперь еще и недвусмысленные угрозы Велимара. Слезы щипали глаза. Кайя редко поддавалась эмоциям, но этот бесконечно длинный день окончательно добил. Она решительно заморгала, дернула головой.
Хватит!
Не плакала на похоронах, не будет и сейчас. Отец воспитывал в ней твердость, и вряд ли похвалил бы за подобное проявление слабости. Горевать не станет, а вот подумать о своем положении все равно придется.
С парильней Захра перестаралась. Духота доходила до передней, а в самом хамаме вовсе дышалось с трудом. Влажный воздух обжигал легкие, щекотал нос травами. Кайя наспех стянула одежду, обувь, бросила комом под ноги и нырнула в плотный пар, подальше вглубь, в темноту, лишь бы не видеть своего обнажённого тела.
В передней стояла полная до краев купель с приятной едва теплой водой. Выдержав в парильне не более десяти минут, Кайя наспех растерла кожу, вымыла волосы и по самую шею окунулась в освежающую жидкость, откинула голову назад.
Вода немного выровняла эмоции. Она позволила себе еще несколько минут тишины, отдаваясь невесомости, но в мысли вновь и вновь пробиралась тревога. В ушах неприятным эхом стояли слова брата: «Что ты будешь делать?»
Вопрос, на который она уже месяц, а может и всю сознательную жизнь, не находила ответ. Сегодня же с поездкой на вернскую пустошь разбилась последняя надежда. Кайя и сама не понимала, что именно собиралась там найти. Правду? Свою память?
Незадолго перед кончиной отец случайно признался, что именно оттуда он ее и привез,