Анатолий Хлопецкий

Монашеский Скит


Скачать книгу

нарушился. Я же так думаю: порчу она, ведьма, на меня напустила…

      Лечили меня, на операцию в Ростов ездил.

      Только через некоторое время на втором глазу опять все по-новому началось. Ну, знающие люди сказали, что отмолить надо. Пошел я по церквам да по часовням. Так и сюда добрался. Взял на себя послух – вроде как отрабатываю свои грехи.

      Святые отцы сказали: не глаза, а душу надо лечить!

      Покаянием, молитвой, постом, простой работой для ближнего своего. Я же говорю тебе – порча на меня напущена. Иисусе Христе, уж я ли ни каялся, я ли ни унизился! Навсегда здесь остаться зарок давал, ежели исцелюсь. И – ничего.

      Только я думаю: не от того святые отцы меня лечат. «Гордыня, – говорят они, – лицемерие, тщеславие, высокомерие… Но главное – безверие».

      Мне же кажется – за язык мой невоздержанный меня Господь карает. Только почто же так жестоко?!

      Ну, промашка вышла, сорвалось нечаянно…

      Неужто я такой урод – хуже других? Ты посмотри на людей вокруг: каждый норовит повыше влезть, всяк свое не упустит. И все им с рук сходит. А мне? Вот скажи, ведь правильно я думаю?!

      Я молчал.

      «Ничего ты, брат Петр, так и не понял», – вертелось у меня на языке. Его жизнь, действительно похожая на многие, казалась мне ужасающей. Но не слишком ли жестоко излагать свои мысли измученному болезнью человеку? И я был совершенно не готов разбирать вместе с ним его поступки, доказывать их неправоту…

      Осторожный стук в дверь выручил меня. Вошедший послушник напомнил брату Петру о том, что пришло время пить целебный отвар. Воспользовавшись ситуацией, я поднялся:

      – Ладно, брат, ты, прежде всего, выздоравливай… А там…

      – А там что Господь пошлет, – подхватил послушник.

      Брат Петр снова откинулся на подушку.

      – Так ничего мне не скажешь? Эх, ты! – с укором прошептал он. – И то верно – кому чужие беды болят? Однако выслушал меня, и на том спаси тебя Христос…

      Келью брата Петра я покинул в смятении: злился, что Петр навязал мне роль судьи, и стыдно было, что промолчал, ушел, когда человек, может быть, с последней надеждой ожидал от меня помощи…

      Разве молчание мое было лучше того рокового слова, которое Петр кинул несчастному Степану?

      Умиротворяющая тишина царила за монастырскими стенами. Неслышными тенями скользили люди в монашеских одеяниях. Теплились огни лампадок и свеч в окошках невысоких строений. Изредка налетавший с моря ветер бросал в лицо освежающую ледяную морось. Но в душе моей не было ни мира, ни покоя. Даже влага, приносимая ветром, не охлаждала горящего лица…

      Казня себя, пришел я к отцу Дорофею и выложил все, что произошло.

      Помолчав немного, он задумчиво сказал:

      – Мне кажется, Антропос, тебе следует переговорить с отцом Никодимом. Он окормляет здесь брата Петра. Я попрошу благословения на то у отца игумена, договорюсь о вашей встрече и дам тебе знать.

      Пока же скажу тебе так. Человек не должен судить поступки ближнего. Нужно думать о собственной