не убеждали в утрате самого родного человека.
– Пока сидел, вроде бы привык, что ее больше нет, – сказал он, – а сейчас вернулся, так будто рана заново открылась. Будто только что узнал.
Вдруг он почувствовал, как на его руку легла сухая и теплая рука.
– Смирись, Тима, – почти шепотом произнесла Антонина Матвеевна, – смирись, больше все равно ничего не остается человеку.
– Ирина Андреевна, здравствуйте, дорогая, здравствуйте, моя спасительница, – приговаривал Макаров, в старомодном поклоне целуя ей руку, – а где же ваш индивидуально-трудовой супруг?
– Теперь уже кооперативный, – засмеялся Кирилл, выходя в прихожую с Женей на руках.
– О, а с этим молодым человеком я еще не знаком, – Федор Константинович протянул Жене палец, но тот смутился и спрятал личико на груди у отца. Зато Егор с Володей вышли к гостю, чинно поздоровались и удалились обратно в детскую немедленно после ответного приветствия. Ирина гордо улыбнулась: школа этикета Гортензии Андреевны, высокий класс.
Лицо Макарова, обычно суровое, вдруг смягчилось:
– Да, товарищи, все течет, все меняется… Как же дети быстро растут, особенно у таких престарелых родителей, как я. Старшая, Ленка, помню, я все жил и жил, а она все маленькая и маленькая, а сейчас… Моргнул, и в садик пошли. Завтра проснусь, а они уже в институте. Время летит стрелой. Ну да вы еще молодые, вам до этого еще далеко, слава богу. Наслаждайтесь моментом.
– Да и вы не старый, Федор Константинович, – заметил Кирилл, провожая его в комнату.
Ирина предложила чай-кофе, но Макаров сказал, что не будет злоупотреблять гостеприимством, а быстренько обсудит с Кириллом забор и поедет. Осенью Макаровы купили дом неподалеку от их дачи. Федор Константинович служил теперь в Москве на высокой должности, пользовался всеми прилагающимися к ней номенклатурными благами, в том числе дачей, и был вполне доволен жизнью, но тут грянула перестройка. Проведя нехитрые исторические аналогии, Макаров рассудил: первое, что делает долгожданный ветер перемен, это выдувает денежки из карманов граждан, а потом и мозги из их черепных коробок. Вспомнил щуку из «Понедельник начинается в субботу», как она сокрушалась, что хозяйка печку топила керенками, быстренько собрал все накопления и приобрел дачу. Она располагалась на той же железнодорожной станции, что и дом Кирилла, но в поселке архитекторов. Эта условность со временем, когда первые и даже вторые владельцы дач умирали, а их наследники овладевали совсем другими профессиями, все больше теряла смысл, но отлично прижилась в качестве топонима. Ирина с семьей жила в поселке физиков, на границе с писательским поселком, дальше располагалась обитель медиков, в которой то ли действительно не осталось ни одного врача, то ли они отчаянно шифровались, чтобы не превращать законный отдых в амбулаторный прием, а через дорогу, ближе всего к озеру, уже находились архитекторы.
Казалось бы, кругом интеллигентные люди, но Федор Константинович, не собираясь пока часто живать в своем новом поместье, решил на всякий случай обнести его крепким и надежным забором, в чем Кирилл с удовольствием