и образование. Они пользовались теми же благами, что и остальные жители страны. Во время войны нацистские оккупанты уничтожали цыган по расовому признаку, многие представители этноса сражались в рядах Красной Армии.
Дорога после уроков пролегала по месту их оседлости. Цыгане 80-тых уже не были борцами за освобождение своей страны, едва ли они носили посильный вклад в развитие города. Табор предпочитал заниматься тихими криминальными уловками и приятным времяпровождением. Их постоянно бурлящее естество – дикое, неуправляемое, вольнолюбивое неуклонно устремлялось на путь порока. Они не брезговали даже забирать мелочь у школьников. Перекрывая дорогу преступными, наглыми шайками, заставляли открывать ранцы и вытрясали из них все содержимое с целью поживиться легкой добычей. Едва цыганский ребенок становился на ноги и обучался паре незначительных фраз, он тут же устремлялся на пыльную дорогу с целью аморального промысла. Гордая осанка, чумазое, полное достоинства лицо, босые грязные ноги являли собой образ истинного хозяина жизни уже с рождения. Цыгане отправляли своих отпрысков в начальную школу, где те изучали нехитрую науку не более пары лет, приобретая необходимые минимальные навыки письма и счета. Четыре класса начальной школы практически приравнивались к высшему образованию.
Путь домой превращался в тропу приключений в сложных прериях, бег с препятствиями. Школьники избегали населенных цыганских мест обитания, стремясь обойти зону потенциальной опасности. Зачастую дорога домой становилась длиннее почти в два раза за счет обходных маневров. Но это не смущало детей. Ведь путь в то время вел в волшебную страну неведомых авантюр и открытий. Дети сроднились, чувствовали себя единой семьей, преодолевая опасности и преграды, нарушая привычный взрослый мир своими проделками.
Дома шалости продолжались. Узнав о способе кольцевания голубей на уроке, дети незамедлительно открыли окно в квартире, поджидая за пеленой прозрачной занавески невинных испытуемых. Батон был раскрошен на подоконнике, глаза светились за тюлем в ожидании первой жертвы эксперимента. Голубь доверчиво ковылял увесистой тушкой в кухню, бездумно пересекая безопасный край наружного карниза. Поглощение крошек в ненасытное нутро так увлекало его, что птица становилась слепа к рискам цивилизации. Жажда насыщения вела доверчивую природу прямо в плен тюля и восторженных детских рук. И перепуганная птаха трепетала, позабыв про сытный обед. Затем на каждую простодушную лапку наносилась бордовая ленточка, и птица вновь обретала свободу, скованную изысками орнитологии.
Такая же встревоженная судьба ожидала майских жуков, которые в период мая грузными, налитыми фюзеляжами таранили ближайшие стекла. Гулкие бомбардировщики проигрывали сражение в тени кленов, обретая поражение в спичечных коробках. Дети несли их домой, тщательно изучали, измеряли размер каждого пойманного хруща, соревнуясь масштабом добытых трофеев.