звезд, но глядя в окна, он не убаюкивает. Холодной бесконечностью пространства глубины напоминает о ничтожной бренности пылинки жизни.
Насытил Таню, сам оставшись в не у дел? Механическая искра впечатлений пересилила сегодня прелестей букет телесный. Адреналина не хватило, и Татьяна ощутила это сразу, переменив манеру поведения.
«Porsche», ревущий тягой страстности,
впряженный двигателем в нервы,
место уступил вальяжности
дорогостоящего «Bentley»…
Но все же взорвалась в причуде танца птицы, крылышки ее желаний не подрежешь: не может двигатель мощнейший не рвануть на финишной прямой, напругу упоения не оросив слезою. Ее угробит чувств переполняющий экстаз, как…
Наслажденье жмущееся жадной лаской
благодарственно за сладостную участь:
отдаться эротическою пляской
под фантазий адонисовских певучесть.
Наслаждение секундного успеха,
властью подчиниться зову Афродиты
покровительственно-гордостного смеха:
ты бесправный паж ее угодной свиты…
Гробить по-рогожински любовь – делая ее бессмертной? Зачем же оставаться самому на белом свете, но вдали от той, что наградила безысходным чувством? нет логики поступка. Так же, как представить труп на отпевание сопернику сочувственным присутствием, тебя убить не получилось, так давай же вместе поскорбим над той, что не досталась никому.
Красоту сопровождает ореол несчастий,
ревностно следящих за успехом самомнения,
горечь слез подмешивая к безраздельной власти,
надсмехаясь над прикрас бессильем к счастью рвения…
Спокойствия утробной жизни, представляемого Таней, ей самой не нужно, и от этого смятение с желанием остепениться, обретя стабильность гордую под балдахином.
Н. Ф., сбежав из-под венца, определилась честно: нет будущего у нее, и это остро ощущая изоляцией, она не лезет на рожон судьбою обещаний. Нравы окружающие губят, растлевая тех, кто их умней и утонченней хрупкостью душу организации духовной. Биться с нравственным недоразвитием, как Ипполит? Фарсом наказать, выдавливая слюни и злорадство, как Н.Ф.? По-идиотски соглашаться, пацифистски блея невпопад?.. Надсмехаясь издеваться, как Рогожин? Или втемную, в своей возвышенности одиночеством себя сморить?
Творчеством укрыть стремлений раж,
проблесками мысли нежить пустоту,
с прошлой скорбью разыграть реванш,
музе вдохновения надев фату?..
А Таня? Исчерпала ли она возможности подстегивать упрямством творческие бредни, в зрячесть возвратившись из постели?
Взвешенность спокойной неприступности:
Паллада – изваяние божественной элиты,
с искоркой в глазах – кинжал распутности,
с обворожительности вертким задом Афродиты…
Угробит?..
Подведя черту насыщенностью жизнью,
женщин губит старческий порог,
исчерпав до основания отчизну
красоты – душевности чертог.
В тишине, в безмолвии тревог гнетущих,
разум