принёс к нему на огород. «Волк овцу приволок, волк… овцу… приволк!» – завывал он тогда во всю глотку, путая слова. И с какой же прытью мы рванули! И бежать-то далеко, на самый край деревни, через косогор, на Никольский холм, самое высокое место в округе, где, рассказывают, в стародавние времена то ли монастырь был, то ли церковь стояла. Оттуда и до лесной опушки рукой подать. Алеc – кладезь чудес, как у нас деревенские говорят. Там чего только не случается. Да и то сказать – бывалоча, волки чуть не к самому Мишкиному дому подходили – по следам определяли. Этих серых разбойников в наших краях хватает, и потрава от них каждый год. То скотинку утянут из стада, а то и собачку неосторожную прихватят. Живётся им вольготно: окрест деревни леса стеной стоят на двадцать километров, а где и на все тридцать. Правда, нам бы сообразить, что волки промышляли возле деревни глухой зимой, в самые лютые морозы, когда у них, видно, с едой было совсем туго. А тут-то – Петровки на носу, самая сушь-жара. В такую пору волк от людей, как от огня, шарахается. Но кто ж об этом вспомнил, слушая Мишкины причитания?
Но с другой стороны, если только представить, что история с овцой взаправду случилась – забрали бы его родителей органы, ох, забрали бы. И чем бы ещё дело кончилось – бабушка ни надвое, ни натрое не сказала бы. Уж если соседскому дяде Васе за подобранные на колхозном поле колоски – для деток подобранные, на давно скошенном поле – семь лет тюрьмы присудили, на сколько упекли бы за овцу? Доказывай потом, что это волчьих зубов дело. И ведь не докажешь. В органах разговор короткий. На твоём участке нашли колхозное добро – значит, ты и виноват.
И был бы Миша мальцом несмышлёным – так нет. Школу-десятилетку в этом году заканчивает! Нет, не желает, никак не желает он взрослеть. И потому никто из нас поначалу не поверил, когда он принялся рассказывать, что вчера и позавчера вечером поднимался на Никольский холм и оба раза слышал вдали странный гул, похожий на затяжные раскаты далёкого грома.
– Ты скажи лучше, что грозу видел, – язвительно поддела его смешливая Люда и сама же засмеялась. – Скажи, когда грозу больше любишь: в начале мая или июня? Помнишь, стих учили, а ты всё никак запомнить не мог, – со смехом продолжала она.
– Грозу или нет – не знаю, – совершенно серьёзно ответил Миша, ничуть не обескураженный. – Но что-то завывало там, в небе, это точно. Противно так завывало, аж жутко стало в какой-то момент.
– А тебе, случайно, папаня по уху в тот самый момент не вмазал? Потому что ты, вместо того чтобы к экзаменам готовиться, по косогору шаманаешься? – в тон Люде подхватил Витя. – Если так, то не дивись.
– Да ну вас… Вот Фомы неверующие! – отмахнулся Миша. – Хотите, сходим сегодня на косогор, послушаем. Сами тогда убедитесь.
– Да туда топать больше получаса, и ещё обратно столько ж, – пробурчал обычно молчаливый Федя. – Придём, совсем темень будет, а у меня задание от мамки – картошку окучить. Эх, сварить бы молоденькой-то сейчас, да с сольцой, ох и вкуснота была б…
– Хорош болтать, – довольно резко перебил его