и невообразимо страшной переменой стало то, что он лишился книг, хоть и жил в монастыре на вершине известковой горы. Собственно, гора и была монастырём, или же, наоборот, монастырь представлял собой огромный камень, изъеденный водой и убогими металлическими орудиями добытчиков камня. Люди выгрызали гору, как червяки яблоко. В окрестностях тянулись вверх новые храмы, а монастырь лез вниз, распространяя туда щупальца подземных ходов.
Из этого белого камня был построен храм, который как-то видел урод. Храм был похож на книгу, на страницах которой двигались люди и звери, удивлённо глядели львы, росли диковинные цветы, а святые смотрели не строго, а сочувственно, каждый раз расстраиваясь от человеческой глупости. В довершение ко всему там был вырезан весёлый слон, что трубил, встречая рассвет дней и Божий свет.
В жизни урода наступила странная пора. Он сидел в келье, смотрел, как меняется освещение от утра к вечеру и как летняя жара сменяется осенним холодом, а затем зимней стужей. Но и стужа уступала особому чувству первого тепла. Ему приносили еду, вовсе не такую плохую, как он ожидал.
Другой жизни в келье не было: ни мыши, ни крысы здесь не водились. Разве птицы иногда садились на решётку, но интереса к новому жителю у них всё равно не появилось.
Монахов урод слышал только тогда, когда они стояли рядом с дверью.
Но был в его жизни странный шум.
Лавка стояла у стены, и он ощущал там, в глубине стен, шуршание и потрескивание. Кажется, известняк жил своей жизнью, вода подтачивала его, и время от времени внутри горы, в которой был вырублен монастырь, что-то ломалось.
Как-то из любопытства урод попробовал скрести стену черепком от старой миски – стена поддалась неожиданно легко, и вот большой камень упал куда-то внутри, и рука ушла в темноту. Понемногу он расширил дыру, и туда стала проходить его огромная голова, а известно: куда пролезает голова, туда проходит и всё остальное. Уроду это понравилось, потому что чернота за стеной была абсолютной и обладала большей силой, чем чёрное небо, которое он помнил.
Урод обнаружил, что отверстие можно снова заложить камнем, благо он не откатился далеко.
Перемена света на тьму и обратно была единственным его развлечением. Кроме воспоминаний о книгах, конечно.
Он уже привык к этому безвременью, как снаружи что-то случилось. Еда стала скудной, монахи о чём-то шептались, наконец, к обычным запахам весны, которые урод ощущал при сильном ветре, прибавился запах гари.
В какой-то из летних дней урод подслушал странный разговор монахов, которые приносили ему еду. Сунув в келью миску и ведро с водой, они уже удалялись от двери. И тут один из них сказал другому, что эта обязанность завтра кончится. Урод понял, что что-то переменилось в том мире, о котором он пытался забыть.
Кажется, там решили, что он больше не пригодится.
Он наелся и напился в последний раз, а потом полез за стену.
На следующий день он действительно услышал топот сапог, крики и решил, что это пришли за ним. Но нет, кричали долго, с той