Люби он ее, как раньше, не впустил бы Монику в их дом. Он исчез и ускользнул, пропал, а вместо себя оставил чучело тетки в надежде хоть как-то оправдаться перед дочерью. Если бы не утренний скандал с Моникой, он бы даже не заговорил с ней во время завтрака. Вдруг ей стали противны руки отца, слабые, как желе. Патриция поежилась, стараясь скрыть отвращение.
– О чем ты задумался?
– Ни о чем. Собирайся. Я буду ждать тебя внизу.
Она несколько раз умылась ледяной водой, и лицо посвежело, но следы отеков все еще были заметны. Плакать так неприятно, думалось ей, – ты словно расписываешься в собственной никчемности, заливая ее солью из глаз, а потом еще и выглядишь ужасно. Патриция расчесала длинные волосы, подняла их, открывая высокий лоб, и завязала в низкий хвост. Из гардероба принесла легкое летнее платье: без рукавов, на широких бретелях с почти прямой горловиной и длиной до колен. Его нежно-голубой цвет идеально подходил к ее бледной коже и темным волосам. С удовольствием Патриция одевалась перед зеркалом, чувствуя волнующее прикосновение ткани к коже. Любовь к красивым дорогим вещам и милые ритуалы прихорашивания, поднимающие настроение, передались ей от матери. Регина была знатной модницей и считала, что любой плохой день можно исправить хорошим нарядом.
Со шляпкой в руках она побежала по лестнице, где навстречу ей уже поднималась Моника. Прижавшись к стене, Патриция пропустила тетку, но вздернутую голову и прищуренный взгляд, полный ненависти, бросила ей как вызов.
– Пат-ри-ци-я! – Моника развернулась на ступеньках. – Куда ты собралась в таком виде? Сейчас же воротись и надень колготки!
В ответ Патриция скорчила рожу и показала длинный язык, а следом скрылась, на бегу завязывая ленту шляпы под подбородком.
– Юным леди не положено ходить с голыми ногами, – договорила Моника уже самой себе, – эти девочки сейчас так и мечтают выглядеть как дешевки.
Еще недолго она возмущалась, но едва ли ругань слышали те, кому Моника ее адресовала.
Брэмфорд раскалился от жары, и грязная пыль покрыла его здания. Ветер гонял сухой воздух по кварталам, сбивал плоды с редких деревьев и поднимал юбки гуляющим девушкам. Фред вышел из машины и открыл дверь для Патриции. Она с воодушевлением выскочила, придерживая кончиками пальцев полы шляпы и рассматривая оживленную улицу.
«Бедный ребенок, – подумал Фред, – ей, наверное, так скучно дома».
Но для того он и привез дочь, чтобы загладить вину, поэтому взял ее под локоть и повел в сторону стеклянных витрин.
В ювелирном магазине с утроенной силой работали кондиционеры, отчего зал наполняла приятная прохлада. Золотые, серебряные, платиновые украшения сверкали и сами по себе, и от яркого света витринных ламп, и их блеск отражался в жадно распахнутых глазах Патриции. Она сдерживала себя, чтобы не коснуться стекла и не оставить на нем следы вспотевших рук. Взгляд притягивали то крупные драгоценные камни, то сдержанные крошечные серьги, и она металась от одного стенда к другому, сначала бегло, а затем сосредоточенно изучая каждый.
– Тебе