Фред вытер пальцы салфеткой и оставил ее рядом с собой. Моника бросила на него пугливый взгляд, точь-в-точь как ее кошка, пойманная за удобрением горшка с цветком. Ее обвисшие сережки задергались от нервного качания головой.
– Дочка, что случилось?
– Ничего, – ответила Патриция плаксивым голосом.
– Я повторяю вопрос. И что у тебя со щекой?
Моника прищурилась, разглядывая племянницу, и вилка выпала из ее рук.
– Не знаю, – Патриция подняла голову и потрогала себя за лицо, – может, у меня тоже аллергия на шерсть, как и у мамы?
Она продолжала всхлипывать и следить за меняющимся выражением лица тетки. Кларисса стояла в дверях, за спиной Фреда, и слушала их разговор.
– Патриция? Почему ты плачешь? Скажи мне, что произошло?
– Я скучаю по маме…
Фред растерялся, переводя взгляд то на дочь, то на сестру.
– Неправда, – не выдержала Моника, – ты ни о ком не способна рыдать, кроме как по себе!
– Папа, я только попросила ее не трогать мамины вещи! – закричала Патриция. – Я лишь пыталась донести, что нельзя их выбрасывать, а она влепила мне пощечину! Скажи, почему вы так ненавидите меня и мою маму?
– Что? Дочка, какие вещи? Моника?
– Ложь! Лгунья! Я ее не трогала!
– Она ковырялась в маминой комнате, доставала все из ящиков, чтобы потом втихую избавиться, – тараторила Патриция. – Еще она натаскала меня за ухо. Папа, пожалуйста, отправьте меня в школу-интернат, раз я вам так мешаю!
– Актриса! Где ты была сейчас? Что ты себе сделала с лицом?
– Тихо! Это правда, что ты ее ударила?
Фред не успевал за их криками и сорванными голосами.
– Нет, – Моника сжала кулаки на столе. – Она хамила, а я объяснила ей, как себя вести со старшими.
– Патриция? Ты сказала правду?
– Да.
Она с вызовом посмотрела в покрасневшие глаза тетки. Те горели гневом несправедливости, а тонкие губы обиженно сжимались.
Фред коснулся вспотевших висков, собираясь с мыслями.
– Я надеюсь, что такое произошло в первый и последний раз. Моника, я прекрасно знаю характер Патриции. Да, он кажется непростым, но моя дочь никогда не будет плакать из-за пустяка. Значит, ты действительно что-то ей сделала. Патриция, я знаю, что тебе не нравятся правила Моники, но она взрослый человек, и ее нужно уважать. Впредь вы обе, – он пальцем указал на каждую, – прежде чем перейти на крик и пощечины, подойдете ко мне и объясните, что между вами произошло. Вы меня поняли?
– Да, папа.
Ответ Моники пришлось подождать.
– По некоторым из сидящих за этим столом плачет театральное отделение…
– Ты услышала меня, сестра. В этом доме я главный, и я отвечаю за вас обеих. Мне такие сцены больше не нужны.
– Я наелась, папа. Можно я пойду?
Фред облизнул пересохшие губы и молча кивнул. Патриция убежала.
– И ты веришь этой маленькой лгунье?! –