три дня в угоду чужой смерти. Все, кроме Патриции. Она все еще находилась где-то там, на несколько дней в прошлом. На кухне смотрела на потрясенного отца, не понимая, что за глупость он произнес. Сидела в церкви, задыхаясь от сырости и ладана. Потом читала газету, где сообщали о пожаре во время круиза, но событие казалось настолько огромным и чуждым, что просто не вмещалось в ее сознание. Чтобы поверить в его реальность, нужно было для начала сойти с ума.
Но мама так и не появлялась дома.
Дым в бильярдной клубился плотными облаками, отдающими смесью табака и пота, что Гарольд, расположившийся в кресле, уже едва различал Бозорга. Тот согнулся над столом, прицеливаясь в шар. Соперников у него не было – он играл один и против самого себя. Толстая папироса в его зубах слегка шевелилась, словно он сосредоточенно размышлял о чем-то еще, кроме траектории шара. Гарольд зевнул и расстегнул воротник. Салли все не выходила у него из головы; при каждой мысли о ней он потирал шею, словно невидимые цепи застегивались вокруг нее, намереваясь привязать его к прошлому.
– Как прошли похороны? – равнодушно спросил Бозорг.
– Никак. Обычные похороны. Убитые горем родственники, шокированные соседи, друзья, знакомые… и брошенные дети.
– Ясно. И стоило тратить на это целый день?
– Тебе-то что?
– Ничего. Мне лишь интересно, добился ли ты того, ради чего сорвался отсюда.
Гарольд сложил руки на груди и откинул голову.
– Допустим.
– Я слышал, Салли вернулась в Хармленд.
– Да? А от кого? – Гарольду пришлось изобразить удивление.
Шар отскочил от бортика и провалился в лузу. Бозорг выпрямился, докуривая папиросу.
– От нее самой. Скажем так, я вчера встретился с ней в клубе. Мы играли в покер, и твоя лебедушка примостилась за наш стол, удвоив ставки. Сначала мне показалось, что она сумасшедшая, но понаблюдав, я понял, с кем из местных шулеров она в сговоре.
– Она вас обыграла?
– Да.
– И что ты сделал?
– Ничего. Иногда можно разрешить людям поверить в себя. Но когда я открою свои клубы, хрен она сунет ко мне свой нос.
– Не знал, что у нее есть таланты к играм, – пробурчал Гарольд.
– У нее отличный талант к надувательству. Не знаю, у кого она училась, но время не прошло для нее даром.
– Что заставило ее вернуться? Я думаю, в Бруклине намного проще заниматься мошенничеством. Здесь три таких игры подряд – и ее взгреют, не сделав скидку, что она женщина.
Бозорг резко обернулся. На его смуглом лице блестела улыбка.
– Дружище, а ты откуда знаешь, что она жила в Бруклине?
Гарольд нервно отмахнулся от его порывистого смеха.
– Да, я виделся с ней. Уже. Она притащилась в церковь. Я не знал, что ее встречу.
– Надеюсь, ты не сболтнул ей ничего лишнего?
– Естественно, нет.
Бозорг покачал головой.
– Не нравишься ты мне в последнее время, Гарри.
Гарольд поднялся.
– Это ты мне не нравишься. Давай уговор: твои дела никак не связаны с моими, о'кей? Я, в отличие