набитый книгами. Над головой привычно колотился невидимый вертлюг буровой установки, убаюкивающий и досадливый, как муэдзин с минарета.
– Как у нас, русских, всё не по-людски. – внезапно зло обронил Лёша.
Гарифуллин молча бросил на него взгляд. Хмыкнул. Зачем-то потёр переносицу. Выбирая слова, медленно заговорил.
– Вы, русские, как прилагательные. Неизвестно к чему. Татарин, армянин, француз, грек… – существительные. Как это у вас получилось: великим русским языком обозначить себя – прилагательными?
– А вы разве не русский? – игриво съязвил Родя.
– Я казанский татарин. Чем горжусь. Весь мир знает… вы, русские, как существительные, вписались в собственную историю – в том числе художественную, философскую, социальную… – архетипами, типажами до сих времен непонятными, загадочными. Ох и нагородили в миру! Ох и накуролесили. Впрочем, стоит ли сожалеть о степени оторванности от норматива, в котором развивается всё прогрессивное человечество? Есть и положительный аспект. Россия – третий Рим, не мир, но мираж. Оставшееся прогрессивное человечество, возможно, зашло в тупик в своём развитии. Русские до сего дня ищут брод в реке времени…
Замолчали. Внезапное откровение учёного геолога, будто пролитое из уст киношного героя, расстроило доверительную атмосферу. Русские бы сказали: «как в воду пернул». Но и они молчали. А Родя уже подвернул каротажку к столовой в центре Бородино. Им предстояло расстаться. Гарифуллину ехать на запад, Лёше Бо на восток. Родя, сделав ручкой прощальный финт, пнул педалью итальянского бычка.
– Пообедаем напоследок? – спросил Гарифуллин, указывая на столовую.
– Я сыт со вчерашнего. – уклонился Лёша.
– У тебя дочь родилась, а я не поздравил. Давай по рюмочке?
– Время есть… – с неохотой согласился Бо, цепляя на плечо рюкзак.
В столовой выпили: «за дочь и пусть она геологом станет», «за тех, кто в поле», «за науку…»
– За какую науку? – уточнил Лёша.
– За всю. За геологию, географию, диамат, научный коммунизм…
– За Кырлы-мырлы и Анчихриста! —в тон ему продолжил Лёша. – А давай!
Новый хмель на старую закваску быстро смягчил атмосферу.
Вскоре Лёша Бо вполголоса, но напористо объяснял Гарифуллину азы русской души. О том, что не все русские – «существительные», но среди них большинство считает, что «всякие варяжские гости не хуже татарина», и не надо им «лезть свинячим рылом в калашный ряд» …И непонятно им, обоим, о ком и о чём ведёт речь изрядно заплетающийся язык. Гарифуллин добродушно улыбался, не пытаясь оспорить лёхины убеждения, подливая в стаканы. В полупустынной столовой их вполуха слушали и вполглаза обозревали редкие посетители и посудомойки. А с картины в дешёвой багетной раме взором к ним обращались перовские «Охотники на привале». И никто, и ничто в мире не предвещало необратимых перемен.
Лёша Бо уже обратился в Лёху. Учёный Гарифуллин больше не тёр переносицу и с трудом ворочал языком, пытаясь