остановка, Мамочка. Приехали!
Он достал сумку, протянул мне пальто.
– Давно в горах не была? – спросил он, подталкивая меня к двери.
Я сказала Жюст, что никогда здесь не была, а снег для меня – только грязная каша под колесами машин, я его другим никогда и не видела. Он мне не поверил. Хотя так и было. Ну да, мои родители предпочитали море, каждый год туда уезжали на пять недель: один и тот же пляж, те же волны, тот же кемпинг, та же свалка – берег моря вечно притягивает отбросы.
– Ни книг, ни музыки, ни снега… Какая тоска, – заключил Жюст позже, когда автобус вез нас к шале. – А с тех пор как ты живешь одна, что ты делаешь со своим временем? Вот загадка!
Мне не хотелось врать, но для объяснений было слишком поздно. Так что я всего лишь сказала:
– Я так мало выхожу, Жюст.
Он не настаивал. Мы прижались друг к другу на дерматиновых сиденьях. А поскольку наши места были в самом конце автобуса, никто нас не видел, и мы тоже никого не видели.
– Прямо как школьники, – сказал Жюст.
И наши губы, а потом наши тела, уже не разлучались.
Нас ждали три восхитительных дня. Словно прыжок из времени, прообраз прощания. Мы закроем за собой дверь, чтобы забыть о мире – только мы и безмолвие, – и будем вырабатывать, как в пробирке, алхимическую смесь наших душ.
Друг на друге, друг под другом, друг в друге. И так целых три дня.
Жюст бросил сумку на землю, опрокинул меня на стол.
– Друг в друге, – шепнул он мне на ухо.
Шале принадлежало типу, с которым Жюст работал. Он сообщил мне это тем же вечером, в автобусе. И вот теперь против моей воли передо мной предстает лицо и жизнь этого человека: на десятках фотографий, развешенных по стенам, красуются его семейные секреты. Одна жена, вторая, растущие от снимка к снимку дети. Он сам – высоко задранный подбородок, грубые черты, густые усы.
– Ах да, верно, Мамочка, ты же не знаешь Абеля.
Жюст оживляется. Я еще никогда не видела его таким воодушевленным, таким словоохотливым. Абель, говорит он, такой потрясающий. Остроумный, блестящий, поверь мне, стажерки к нему так и липнут, он определенно пользуется успехом.
– Ну так что, Аньес, ты его таким себе представляла?
Я никаким его себе не представляла, Жюст. Зато вижу, что этот Абель, раз уж его так зовут, занимает слишком много места. Моего места. Ты стал возвращаться все позже и позже, все более пьяным, порой пренебрегаешь моим телом. Конечно, я ничего тебе не сказала. Просто подумала: если Жюст его любит, то должна ли я тоже его полюбить или же возненавидеть?
Я чувствовала, как увеличивается его влияние, но не смогла оценить насколько. Теперь ты сам мне это говоришь, Видишь, Аньес, какой Абель гений, эта идея с шале – его, он проникся ко мне дружбой, будь я хоть черный, хоть зеленый, Абелю на это совершенно плевать.
И ты ждешь, чтобы я это одобрила, чтобы вслед за тобой повторила: Абель гений?
Я смотрю на фото, изучаю эти усы, нет, в самом