.

хожу в пабные театры, – сказал Харвей.

      – Как бы то ни было, часы первоклассные, – продолжил Алекс. Это были часы «Победа» калибра 2602, выпущенные в честь советско-китайского договора о дружбе, и потому с китайскими иероглифами. Двойная экзотика. – Они достались мне от отца, а тому от деда. Однажды они даже защитили его от пули. Потом в мастерской починили, и они стали как новенькие – даже не скажешь, что на них была кровь.

      – От пули на войне? – уточнил Харвей.

      Филипп ощутил, как на лбу выступили капли пота. Это был вопрос с подвохом. Упомянул ли он, что часы выпущены в 51-м? Если нет, то пиши пропало.

      – Нет, просто от шальной бандитской пули. Часы ведь выпущены в пятьдесят первом, после победы. К тому же моему деду на начало войны исполнилось только пять лет. Сражался мой прадед, и он всю войну прошел без всяких часов. Только под Берлином приобрел трофейные.

      – Почему же вы их продаете?

      – Жизнь в Лондоне дорогая, – кратко сказал Алекс.

      Харвей еще немного посомневался.

      – Дайте рассмотреть.

      Алекс протянул ему советский хронограф с белым матовым циферблатом, кафедральными стрелками и раритетными иероглифами.

      – Мечта любого коллекционера, – заметил Филипп. – Только посмотри на иероглифы!

      – Ладно, по рукам, – после еще одной драматической паузы кивнул Харвей и вытащил свой хронограф. Это были часы работы мастера Хентона Брауна 1730 года с корпусом, украшенным высокорельефной чеканкой с изображением сцены «Семейство Дария перед Александром»40. Особенно Фила привлекали в них золоченый чеканный циферблат и стальные вороненые стрелки в стиле «таракан и кочерга». Они выпили шампанского, как бы скрепляя сделку.

      Получив вожделенные часы и выйдя из «Коринфии», Филипп шумно выдохнул.

      – Хорошо ты придумал про историю.

      – Это реальная история, только не с «Победой». У деда были те трофейные, и выглядели они потом не очень. Дед, конечно, отдавал мастеру…

      – А что за модель? – деловито уточнил Филипп.

      – Не знаю, какие-то швейцарские.

      – Они еще ходят?

      – Когда я видел их в последний раз, ходили.

      – Значит, они не с тобой?

      – Нет, у брата.

      – Он младший?

      – Что за допрос? – возмутился Алекс. – Дед оставил их мне, я брату, вот и все. Я бы их все равно потерял или разбил.

      – А твой брат не согласится продать их, скажем, за тысячу фунтов? – осторожно спросил Фил.

      Алекс удивленно на него посмотрел.

      – Можно за две, – добавил Фил, – но это максимум. Если серия не лимитированная, то не представляет особой исторической ценности, меня заинтересовала их индивидуальная история.

      – Они гнутые, потрепанные жизнью, и они не продаются, – решительно сказал Алекс.

      – Может, за три? – с надеждой предложил Фил.

      – Давай закроем этот вопрос.

      – Тебе не понять, ты не коллекционер, – вздохнул Фил. Это было похоже на неутолимую жажду, и сколько бы часов ни прибавлялось