где-то работал.
Они с Мадлен жили в Найтинг-Хилле, на Хиллгейт-стрит. Элегантный эдвардианский особняк с розами на витражах стоял среди себе подобных в лабиринте из узких улочек. Фил не любил опаздывать, но в этот вечер припозднился к семейному ужину и вошел в гостиную к Говардам, когда уже подали чай. Сегодня была суббота, а значит, массаж и физиотерапия, и процедура продлилась дольше обычного. Раз в неделю ему приходилось ходить в спортивный центр на процедуры, работать с ногой – это было необходимо (хотя и болезненно), чтобы мышцы окончательно не атрофировались.
На ужине, помимо самих Говардов, бабули и родителей Фила, присутствовала его сестра Селеста и брат Мадлен – лопоухий Кристофер с невестой Розой. Кристофер впервые пригласил ее на семейное мероприятие, что свидетельствовало о серьезности их планов на год. Он, как и Фил, был белокож, светловолос и в обществе довольно застенчив, а сейчас еще и скован в движениях. Зато Роза – красивая мулатка с редким серым оттенком глаз – наоборот, держалась довольно расслабленно.
На длинном столе в гостиной вперемешку с канделябрами и цветами располагались вазы с фруктами, фарфоровые чашки, молочник и этажерка с пирожными и кексами. И все было довольно предсказуемо и привычно, непривычным оказалось лишь еще одно лицо за семейным застольем. А именно Алекс.
– Воры должны сидеть, – громко говорил он с нарочитым американским акцентом и обращаясь почему-то к Розе, – и желательно за решеткой. И желательно делать там что-то полезное, а то большинство проблем, знаете ли, от безделья.
И, будто мало было акцента, Алекс еще и оделся странновато – в байкерскую кожаную куртку и кожаные же штаны. Его появление сулило неожиданный поворот для привычного семейного вечера, вплоть до непрогнозируемого хаоса, и Фил от расстройства, сев за стол, сразу же отпил горячего глинтвейна из термостойкого стеклянного стакана. Он не любил смешивать рабочие и семейные моменты – обычно из этого не выходило решительно ничего хорошего.
Слуга бесшумно и оперативно поставил перед ним тарелку с говяжьим языком и черносмородиновым муссом. Филипп кивнул с признательностью – он целый день почти не ел – и взглянул на своих родителей и сестру Селесту как будто со стороны, как посмотрел бы человек с улицы.
У мамы были темно-каштановые волосы, убранные сегодня, как и обычно, в высокую аккуратную прическу, и создавалось ощущение, что из всей косметики она пользовалась только белилами и карандашами для губ и бровей – и при этом выглядела еще довольно свежо. У отца до сих пор была светлая густая шевелюра, в которой, может, и пробивались серебряные нити, но на общем белесом фоне это было незаметно. Его лицо было привычно загорелым – ведь большую часть года он проводил на свежем воздухе, в их поместье Мастерфилде. Он бы тоже выглядел моложе своих лет, если б не глубокие морщины на лбу. Селеста пошла в маму цветом волос и привычкой строго поджимать тонкие губы, а вот ее курносый нос и веснушки, которые она тщетно пыталась замазать, были неизвестно в кого.
Отец, Кристофер и Перси были одеты в костюмы без галстуков,