телегу. На телеге сидели два сивобородых мужика в серых зипунах и сладко зевали друг перед дружкой. Когда на дорогу выполз человек в грязной изодранной одежде, мужики зевать перестали и схватились за топоры. Опасались они татей, часто шаливших на лесных дорогах. Мужики и в путь-то двинулись перед самым рассветом в надежде, что все тати в ту пору крепко спят. И вот какой-то оборванец на дорогу лезет! Мужикам только одно и остается: схватиться за топоры! Но до горячего не дошло. Поверили путники дрожащему Осипу. Пожалели и велели ему в кошму завернуться да лечь поверх воза с телячьими кожами. Как велели, так подьячий и сделал, тут уж выбирать не приходится. Завернулся Осип, и унялась понемногу дрожь. И стал подьячий по сторонам смотреть, а там – на черный лес притаившись в туманной дымке стоял, словно чудовище какое. И казалось, что вот-вот это чудовище встанет на дыбы и схватит телегу своими огромными чёрными лапами. Глядел подьячий на проступающую сквозь мутный туман черноту таинственную, глядел и скоро уснул, будто в яму чёрную провалился.
4
Патриарх Иоаким проснулся сегодня рано-рано. Что приснилось ему нехорошее, но вот что – он никак не мог вспомнить. Вот и вспоминал Иоаким свой нехороший сон, глядя на тёмный потолок. Вспоминал он до тех пор, пока на улице не рассвело. В келье стало сначало серо, потом совсем светло и патриарх встал с постели. Встал, перекрестился, сходил на двор, а потом встал на колени перед образом Спасителя и стал молиться.
Помолившись Иоаким сел за стол. Стол, как и положено, собрали постным. Потриарх испил киселя с мёдом, съел небольшой каши с изюмом да с десяток фиников, и уж хотел встать и-за стола, но тут служка дорожил.
– Святейший владыка, бояре к тебе: Семён Языков и Михайло Лихачев. Дозволишь допустить?
Иоаким склонил голову, разрешая допустить нежданных гостей к столу. Бояре вошли, помолились на образа, поцеловали патриарху руку и сели к столу. Иоаким велел подать гостям по чаше жидкого клюквенного киселя. И только после того, как гости пригубили угощения патриарх спросил:
– Что нового на Москве, други мои?
– Пока ничего, владыка, – вздохнул Семён Языков. – Светлого Воскресения люди ждут. Тихо на Москве…
– А вот с другой стороны, владыка, новости есть, – тихо сказал Лихачев, отодвигая от себя ковш.
– С какой такой стороны?
– С северной, из Луха города. От Артамона Сергеевича Матвееева…
– От кого? – Иоаким нахмурил брови и строго глянул на Лихачева.
Об Артамоне Матвееве Иоаким давно уже не вспоминал, а когда-то и дня не было, чтоб не ныла в душе занозой укоризна. Ведь, согласись он шесть лет назад венчать на царство четырёхлетнего Петра и не сослали бы Милославские Артамона Сергеевича в дальние северные края. В город Пустозерск. Если бы Петра тогда провозгласили, то, пожалуй, все до единого бояре Милославские в мёрзлые земли отправились, а не Матвеев. Не хотел тогда Иоаким вставать ни на чью сторону, но – получилось,