Никто не может последовать за мной сюда; я в безопасности за этими стенами.
Не обремененная тяжеленной сумкой с деньгами, я снова выбираю живописный маршрут – по Водному переулку, через арку Кровавой башни и вверх по Бродуокским ступеням во двор. Я иду вверх по лестнице и уже вижу пушистый верх медвежьих шапок гвардейцев, которые заканчивают свой караул на сегодня, как вдруг меня снова зовут по имени.
– Марго! Подожди!
– Да господи, ради всего свя… – бормочу я, пока Брэн бежит по направлению ко мне через арку.
Не желая выставлять напоказ грязное белье посреди замка, я продолжаю подниматься, но его длинные ноги догоняют меня, как раз когда я прохожу мимо двух караульных будок с часовыми у Королевской сокровищницы.
Он снова хватает меня за руку и тянет к себе.
– Как ты вообще сюда попал? – спрашиваю я сквозь зубы, стараясь не привлекать внимания.
– Энди меня впустила. – Он кивает на лестницу, по которой нас догоняют Энди с Самантой. Склонившись друг к другу, они смотрят на нас и перешептываются. Я с такой силой сжимаю кулаки, что мои обгрызенные ногти впиваются в ладони.
– Почему ты убежала? После всего, что я для тебя сделал, я не заслуживаю такого обращения. – Меня наполняет холодная пустота. Он имеет в виду маму.
Я снова пытаюсь высвободить руку из его железной хватки. И снова, с еще большей силой, он притягивает меня к себе, так что у меня выступают слезы на глазах. Он наклоняется ко мне.
– НАЗАД! – гремит по двору голос. Мы оба подпрыгиваем, от удивления Брэн сразу отпускает меня. Я нахожу источник звука: один из гвардейцев стоит перед будкой, он делает пару шагов на месте, впечатывая ботинки в бетон, и снова замирает по стойке смирно. И только глаза компрометируют его беспристрастность. Он смотрит на нас с Брэном, а мы, остолбенев, смотрим на него.
Его голос эхом разлетается по всему Тауэру, из-за чего на нас обращают внимание уже все служащие, собирающиеся домой. В окне дома у Брэна за спиной возникает круглое лицо доктора. У меня перехватывает дыхание, и я тру пальцы о ладони; они легко скользят по влажной коже, и я сжимаю и разжимаю кулаки с такой скоростью, что руки снова высыхают.
А потом я делаю то единственное, что умею. Я убегаю. Ну, на самом деле как раз убегать-то я и не умею. Скорее я просто быстро иду к ближайшему выходу за Сокровищницей. Двадцать шагов кажутся двадцатью милями. И с каждым шагом мои ноги тяжелеют, и слезы катятся по лицу. Я ощущаю себя абсолютно голой, и это чувство не стало бы сильнее, даже будь я действительно без одежды.
Оба гвардейца смотрят, как я приближаюсь, поскольку мне необходимо миновать их, чтобы сбежать. Тот, который ближе к выходу, тот, который и пришел мне на помощь и в то же время так сильно все усложнил, пристально на меня смотрит, когда я прохожу мимо. Сквозь слезы я смотрю на его лицо, напряженное и лишенное выражения, и его суровые черты только добавляют веса моему унижению.
Я останавливаюсь перед ним и резко вытираю слезы тыльной