момент они размышляли, хотя правильнее сказать «он», ведь у обоих ликов Хугэ одно сознание на двоих. Все восемьдесят восемь Священных зверей Тоурба разумны, но когда один из них спускается в земное царство, то он создает себе человеческий лик, чтобы доносить людям свое слово. Но я еще ни разу не слышала голос Хугэ, два предыдущих раза, что я его видела, он лишь молчаливо присутствовал на Праведном суде. Хотя странно называть это собрание судом, ведь судьба стоящих на помосте уже решена, правильнее будет назвать это «публичной казнью», перед которой приговор озвучивает обвинитель.
– Этому грешнику удавалось скрывать своё отродье почти восемь лет, этим он лишь усугубил неотвратимое наказание, – мужчина глянул на Гелиоса, лицо обвинителя исказила гримаса отвращения. – Да настигнет кара…
В моих ушах зашумело, заглушив все его последующие слова. Я знала, что произойдёт дальше, и не хотела этого видеть. Нужно немедля уходить, но глаза против воли переместились на третьего узника.
Маленький мальчик, подгибающиеся и трясущиеся, худенькие словно веточки ножки и ручки, испуганные, молочно-голубые глаза в ореоле раскрасневшихся от слёз белков. И хотя из-за светлого цвета кожи, доставшегося ему от отца, его можно было бы принять за любого другого ребенка, но даже с моего места можно различить, что его черная шевелюра, длиной чуть ниже плеч, состоит из бархатистых отростков толщиной со стебель камыша, растущего на пруду в нашем поместье. И хотя подобный волосяной покров невозможно увидеть на голове фарухов-рабов, потому что еще в детстве они подвергаются жестокому ритуалу прижигания кожи головы, что лишает их волос на всю жизнь и они обязаны носить фису, одна из функций которой скрывать ужасные шрамы от чувствительных глаз хозяев, но нет сомнений – волосы этого ребенка достались ему от родителя-фаруха.
Кровосмешение – великий грех. Расплата за него неминуемая смерть.
Я слышала, что за совокупление с фарухами человек мог отделаться поркой плетью и клеймом позора, а раба почти всегда казнили. Но если результатом подобного грехопадения становилось зачатие и рождение ребёнка смешенной крови, то даже человека ничего не спасёт. Видимо, этот закон не могли обойти даже представители тройки высших родов.
Обвинитель что-то громко выкрикнул, и толпа вокруг меня одобрительно зашумела. Голова ребёнка повернулась в сторону матери, когда стражник схватил её за плечо и развернул лицом к мальчику. То же сделали с мужчиной.
– Нет, – выдохнула я, когда в руке стражника за спиной ребёнка сверкнуло лезвие кинжала. Я не могла дышать и думать, видя как тот приставил клинок к детскому горлу. Я яростно закачала головой и отшатнулась назад, уперевшись в грудь Джаи. Его руки легли на мои плечи и резко развернули меня к нему лицом, но было слишком поздно. Одно молниеносное движение стражника вспороло тонкую кожу несчастного мальчика и истошный материнский вой навсегда отпечатались в моём сознании. Мои глаза смотрели на грудь Джаи, но видели лишь кровь, хлынувшую из