комнате не было печки, отчего чувствовались холод и некоторая затхлость. К тому же Ривка обычно держала дверь сюда закрытой, чтобы не уходило тепло из комнаты раввина. Кэтрин заняла стул побольше, что стоял у окна. Мэри плюхнулась на сиденье поменьше, и ее юбка заняла почти все пространство вокруг, оставив лишь чуть-чуть свободного места.
– Присаживайся, – пригласила Мэри.
Эстер опустилась на банкетку. Мэри торжествующе посмотрела на мать, как будто покладистость Эстер явилось весомым аргументом в каком-то их споре, о котором сама Эстер не имела никакого понятия. Затем, придвинувшись поближе, так что складки ее платья совсем закрыли жалкий муслин юбки Эстер, Мэри заглянула ей в лицо. Эстер невольно подалась назад, пока ее туфля не уперлась в деревянную ножку банкетки.
– Как вам кофе? – раздался равнодушный голос Ривки, которая стояла у порога, заложив руки за спину.
В ее интонации не слышалось вопроса, и женщины ничего ей не ответили.
– Сколько тебе лет? – внезапно спросила Мэри.
– Двадцать один, – ответила, немного замявшись, Эстер.
– Всего-то? – недоверчиво протянула Мэри.
Кэтрин бросила взгляд на дочь:
– Я же говорила тебе.
Губы Мэри надулись – она думала, что Эстер гораздо старше.
– Но волосы!
Эстер непроизвольно потянулась рукой к голове, и Мэри рассмеялась:
– Да ты только взгляни на ее волосы, мама! Она ж наполовину седая, будто ей под шестьдесят! Только брови черные. Да ей бы напялить парик, и она вполне сошла бы за джентльмена-роялиста.
Она дернула Эстер за выбившуюся прядь.
– Или, может, это у тебя парик, а, вздорная ты девица?
Лицо Мэри сияло от ощущения собственной дерзости. Она взяла Эстер под руку, словно та была ей приемной дочерью.
– Ну что ж, – сказала Мэри. – Цвет волос можно и восстановить. Так что скоро ты снова станешь черненькой; а то и выбрать любой другой цвет.
Кэтрин, глядя на дочь, нахмурилась, а затем обратилась к Эстер:
– Скажи, а как ты проводишь свободное время? Как развлекаешься?
Наступила тишина.
– Как я развлекаюсь? – переспросила Эстер.
Кэтрин нетерпеливо взмахнула рукой.
– Да никак.
– Так, понятно, – приподняла брови Кэтрин.
– Я не совсем понимаю сути нашего разговора, – сказала Эстер, осторожно высвобождая руку из хватки Мэри.
– Что ж, я объясню, – Кэтрин, выпрямилась и, преодолев одышку, продолжила: – Лондон жаждет безумия и сумасбродств. И я не считаю это чем-то плохим. Город был отравлен моралью, и теперь люди хотят избавиться от пуританских обычаев. А наша Мэри очень увлекающаяся.
Некоторое время Кэтрин смотрела в стену, словно перед нею было окно. Но, как поняла Эстер, этот ступор был лишь способом восстановить дыхание после произнесенной тирады. Даже сквозь толстый слой пудры на лице Кэтрин проступали следы тяжкого напряжения. Эстер захотелось встать, расшнуровать туго затянутый корсет и погладить Кэтрин по широкой спине.