такой самонадеянный ублюдок, как Голод, мог бы хотя бы попытаться наполнить ванну.
– Роскошно живем, значит? – говорю я.
– Это для тебя, – отвечает он.
А-а. Теперь я понимаю, почему не ванна. Станет он баловать такой роскошью кого-то, кроме себя.
– Потому что от тебя воняет, – добавляет он.
– Тронута до слез твоим гостеприимством, – говорю я, подходя к кувшину.
Я ни слова не говорю о другом: о том, что все это, вообще-то, странно. Очень, очень странно! Голод до сих пор не убил меня, а теперь ждет, что я буду тут мыться? В его собственной ванной?
Он что, смотреть на это собирается?
Всадник бросает платье на ближайшую стойку и тут же прислоняется к шкафчику. Да, он не уходит, и я с изумлением понимаю, что он и правда намерен торчать здесь.
Свинство какое!
Не глядя на кувшин с водой, я подхожу к ванне и испытываю рычаг. Нажимаю разок для пробы. Тут же из носика с шипением льется вода.
Работает!
К черту этот тазик с губкой.
Повернувшись спиной к всаднику, я начинаю наполнять ванну. Голод не останавливает меня, хотя от такого гаденыша можно было этого ожидать.
Времени на то, чтобы набрать достаточно воды для купания, уходит немало, да и сама водичка холодновата, но в конце концов ванна наполняется.
Когда я снова оборачиваюсь, Голод все еще стоит без движения.
Не знаю, что и думать.
Я снимаю рубашку, затем тонкий бюстгальтер, не заботясь о том, что Голод будет любоваться обнаженной женской грудью. Для меня это дело обычное.
Взгляд всадника падает на раны, украшающие мое тело. Я слышу, как он резко втягивает воздух.
И теперь, кажется, понимаю, почему он не уходил: хотел увидеть мои раны.
Он встает со шкафчика, не сводя взгляда с рубцов.
– Они тебя всю искромсали.
Я опускаю взгляд, и воспоминания снова всплывают в голове. Я чувствую на себе руки этих людей, слышу плотоядно чавкающий звук, с которым их ножи вонзаются в меня раз за разом.
– Одиннадцать разных шрамов.
Не знаю, зачем говорю ему это.
– Представляю, как долго ты лежала и корчилась от боли – одинокая, напуганная.
Мой стальной взгляд устремляется на него.
– Не только напуганная.
Я была в ярости.
Кажется, он видит эту ярость в моих глазах и сейчас, когда я на него смотрю.
– Да, – говорит он, – мне хорошо знаком этот взгляд.
Усилием воли я подавляю эмоции.
Мгновение – и Голод снова усаживается на шкафчик на некотором расстоянии от меня.
– Эти раны не похожи на те, после которых можно выжить, – говорит он небрежным тоном.
Я не утруждаю себя ответом. Вместо этого вышагиваю из штанов, затем снимаю трусики и отбрасываю их в сторону.
Если я думала, что нагота отпугнет всадника, то я ошибалась.
Хм…
Я забираюсь в ванну, сажусь, царственно откинувшись назад, и вздыхаю, прислоняясь к бортику.
– Как там твоя рана на животе? –