к Элоа и открываю рот.
Она смотрит прямо перед собой.
– Все будет хорошо, – решительно говорит она.
Выработанная за годы привычка слушаться эту женщину вынуждает меня закрыть рот, хотя тугой узел страха в груди завязывается все крепче.
Те самые мужчины, которые минуту назад уволокли семью Оливейры, возвращаются одни. Мэра и его жены с детьми нигде не видно. Мужчины входят в дом, но двое с мрачными лицами остаются стоять перед дверьми. Мои глаза скользят по их темной одежде и открытым участкам кожи. Я вижу влажные пятна – клянусь, это кровь…
С той стороны двери раздается стук. Один из стражников открывает ее и отступает в сторону.
Кого-то из стоящих впереди нас в очереди проводят внутрь. Затем дверь снова закрывается.
В следующие двадцать минут люди один за другим входят в дом. Обратно через парадные двери никто не выходит – и выходят ли они вообще?
Что там происходит? Любопытная часть моего «я», черт бы ее побрал, хочет это выяснить. Другая часть, рациональная и боязливая, хочет убраться отсюда к чертям собачьим. Антонио и остальных членов его семьи так нигде и не видно, и я вполне обоснованно тревожусь – не только за них, но и за всех нас.
Элоа, должно быть, понимает, что я могу удрать: она как взяла меня за руку десять минут назад, так и держит крепко, не отпуская.
Наконец, подходит наша очередь.
В ожидании пульс у меня учащается. Я бросаю взгляд на руку одного из стражников. То, что издалека казалось цепочкой родинок, теперь выглядит пугающе похоже на кровь.
О боже…
С той стороны раздается стук, и через мгновение дверь открывается. Оба стражника отступают, пропуская нас с Элоа.
Я… я просто не в силах сдвинуться с места.
Моя хозяйка тянет меня за руку.
– Идем, Ана.
Она говорит довольно мягко, при этом глаза у нее острые, пронзительные, и брови так же резко изогнуты. Я не раз и не два слышала ее приказы и отлично понимаю, что это он и есть.
Я облизываю губы и заставляю себя перешагнуть порог.
Вот та встреча, о которой ты мечтала годами, подбадриваю я себя.
Все будет в порядке.
Глава 3
Я никогда не бывала внутри дома мэра, что даже как-то странно: ведь он-то бывал во мне много-много раз.
Мой взгляд скользит повсюду: от изящных фарфоровых ваз с засохшими цветами до люстры из граненого стекла. В гостиной висит огромная картина, изображающая Антонио с семьей. Картину явно заказывали несколько лет назад: дети с тех пор уже успели подрасти.
Прямо под картиной, держа на коленях косу, сидит всадник.
У меня перехватывает дыхание. Меня вновь, как в первый раз, поражает его внешность: волнистые волосы, сверкающие зеленые глаза. Он весь словно высечен из камня: далекий, недосягаемый.
Я пытаюсь как-то примирить это впечатление с самым первым воспоминанием о нем.
Шея – кровавое месиво с торчащими сухожилиями. Лицо и голова в грязи и крови, волосы прилипли к щекам…
– Так, что это у нас тут?
Голос у него как